Волк и голубка

— Госпожа, он снова потерял сознание по пути сюда. Нетерпеливым жестом отпустив их, Эйслинн упала на колени перед нареченным, и слезы полились с новой силой.

— О Керуик, на какие страдания ты обрек себя из-за меня!

С ужасающей ясностью припомнив предостережение Вулфгара, Эйслинн молча смотрела на дело рук норманна, теряя рассудок от горечи и страха.

Подошел все еще всхлипывающий Хэм с травами и водой. Теперь, остриженный наголо, он казался совсем мальчиком. Слуга упал на колени перед Эйслинн и отдал ей свою ношу, печально глядя на исполосованную, покрытую засохшей кровью спину Керуика. Эйслинн стала размешивать пахучую мазь, останавливаясь только затем, чтобы откинуть со лба непокорный локон. Случайно посмотрев на Хэма, она удивилась его скорбному виду. Мальчик заметил ее взгляд и уныло повесил голову.

— Лорд Керуик был всегда добр ко мне, госпожа, а они заставили меня наблюдать это. Я ничем не мог помочь ему.

Эйслинн принялась обильно смазывать искалеченную спину Керуика.

— Ни один человек, в жилах которого течет английская кровь, не посмел броситься на его защиту.

Норманны таким способом хотели остеречь всех нас. Жестокие, они скоры на расправу. Они не задумываясь прикончат любого, кто в следующий раз попробует напасть на них.

Лицо молодого человека на мгновение исказила гримаса ненависти.

— Все равно, двое заплатят жизнью. Тот, кто убил вашего отца, и Вулфгар, обесчестивший вас и сотворивший такое с лордом Керуиком.

— Не поддавайся безумию, — посоветовала Эйслинн.

— Месть сладка, госпожа.

— Нет! Не смей думать об этом! — в ужасе охнула Эйслинн. — Мой отец погиб как герой и отправил в ад не одного врага. О нем долго будут слагать песни. А что касается порки, по-твоему, лучше, если бы Керуик поплатился головой за свою глупость? Это не Вулфгар опозорил меня, а тот, другой. За такое стоит мстить! Но выслушай меня, Хэм. Я клянусь, что смою бесчестье норманнской кровью. — Девушка пожала плечами и рассудительно добавила: — Мы потерпели поражение в честном бою и должны пока затаиться. Не стоит горевать о вчерашних потерях, нужно думать о завтрашних победах. А теперь ступай, Хэм, и постарайся не навлечь того же наказания на свою голову!

Мальчик хотел что-то сказать, но, смирившись перед ее мудростью, вышел из зала. Эйслинн снова склонилась над больным и увидела, что голубые глаза Керуика открыты.

— Вот как?! Затаиться? Но я хотел спасти твою честь!

Он попытался привстать, но, поморщившись от боли, вновь рухнул на пол.

Эйслинн, потрясенная горькими упреками, не находила слов в свое оправдание.

— Странные у тебя способы мщения! Ты с радостью бежишь в его спальню и, несомненно, стараешься прикончить врага, извиваясь под ним в порыве страсти. Дьявол! Дьявол! — простонал он. — Неужели твои клятвы ничего не значат?! Ты моя! Моя нареченная!

Он снова пошевелился, но с криком обмяк.

— О Керуик, — мягко начала Эйслинн, — выслушай меня. И лежи спокойно. — Она слегка нажала ему на плечи, заставляя подчиниться. — Снадобье облегчит боль, и рубцы заживут, но боюсь, никакое лекарство не излечит раны, нанесенной мне твоим языком. Меня взяли насильно, против воли. Смири свой гнев. Норманны хорошо вооружены и многочисленны, а ты всего-навсего безоружный и беспомощный слуга. И если не хочешь лечь на плаху, умоляю, не пытайся совершить невозможное. Я не допущу, чтобы тебя терзали из-за попыток спасти то, чего не осталось. Наши люди нуждаются в защитнике, который помог бы им избавиться от чужеземных захватчиков. Прошу тебя, не заставляй меня рыть еще одну могилу подле места последнего упокоения моего отца. Я не могу чтить обеты, нарушенные не мной, и не стану ожидать, что ты возьмешь в жены обесчещенную девушку. И просто выполняю долг, как его понимаю. Уже этим я обязана беднягам, которые стояли за моего отца насмерть. Поэтому не суди меня слишком строго, Керуик, умоляю.

— Я любил тебя! — отчаянно всхлипнул юноша, — Почему ты позволяешь себя обнимать другому? Я желал тебя, как может мужчина желать любимую женщину! Ты молила меня не позорить тебя до свадьбы, и я согласился! Теперь же ты избрала норманна своим возлюбленным так же легко, как давнего знакомого! Нужно было овладеть тобой раньше, и тогда бы я смог выбросить тебя из сердца! Но сейчас остается лишь гадать, какое наслаждение ты даришь моему врагу!

— Умоляю тебя о прощении, — тихо пробормотала Эйслинн. — Я не знала, что так сильно ранила тебя.

Керуик зарылся лицом в солому, давясь рыданиями. Эйслинн, съежившись, поднялась и отошла. Она ничем больше не сможет облегчить его страдания. Если Богу будет угодно, время исцелит то, что ей не по силам.

Послышался шум, и Эйслинн увидела Вулфгара, стоявшего на пороге, — ноги расставлены, в руках латные рукавицы, взгляд серых глаз пронизывает ее насквозь. Она покраснела, с ужасом думая, что именно он мог подслушать, но тут же успокоилась: ведь норманн не понимает их языка.