Волк и голубка

На следующее утро началась предотъездная суматоха. Паковались последние узлы и сносились вниз. Эйслинн оделась и, завернувшись в теплый плащ, спустилась в холл, где наскоро позавтракала, прежде чем направиться к конюшне. Ее маленькая чалая лошадка была привязана к задку повозки, без седла и сбруи. Девушка, недоуменно нахмурившись, обернулась к стоявшему рядом Гауэйну:

— Сэр рыцарь, мне придется ехать в повозке?

— Нет, миледи. Ваша лошадь вон там.

Он со странной улыбкой показал куда-то, но больше ничего не прибавив, повернулся и отошел. Эйслинн пожала плечами и, присмотревшись, заметила в конюшне серую в яблоках кобылку. У нее на спине красовалось дамское седло Эйслинн, а рядом лежала меховая полость, чтобы прикрыть ноги девушки во время поездки. Эйслинн провела ладонью по спине кобылки, восхищаясь гладкой шкурой и упругими мышцами, погладила по бархатистой серо-голубоватой морде. Услышав чьи-то шаги, она обернулась и увидела Вулфтара, с веселой улыбкой наблюдавшего за ней. Эйслинн открыла было рот, но рыцарь опередил ее.

— Это твоя, — коротко объявил рыцарь. — Взамен Клеоме.

Он вывел Гунна из стойла. На сердце у Эйслинн потеплело. Счастливо улыбнувшись, она последовала примеру Вулфгара и огляделась. Но поблизости не было никого, кто помог бы ей сесть в седло. Заметив ее беспомощный взгляд, галантный сэр Гауэйн спрыгнул на землю, осторожно посадил девушку на лошадь и закутал ей ноги полостью. Потом вскочил на своего коня, и отряд выступил в путь. Не дождавшись ни слова от Вулфгара, Эйслинн постаралась держаться от него в нескольких шагах. Всадники не спеша проехали по улицам города. Кавалькаду замыкали лучники и скрипучая на ходу повозка. Они миновали мост и, проехав через Саутуорк, выбрались на большую дорогу. Вулфгар то и дело оборачивался, словно желая убедиться, что все в порядке. Наконец он придержал Гунна, пока Эйслинн не очутилась рядом. Девушка улыбнулась. Теперь она занимала место, по праву принадлежащее его жене.

День выдался холодным, и в эту ночь пришлось раскинуть шатры — один для Вулфгара с Эйслинн, другой — для остальных рыцарей. Глинн пришлось спать в повозке, неподалеку от шатра Вулфгара. Разожгли огромный костер и после горячего ужина отправились на ночлег. Все было тихо, и Эйслинн уже из шатра любовалась мерцанием умирающего огня. Они укрылись потеплее, и вскоре Вулфгар обнял ее. Но со стороны фургона донесся шорох; рыцарь разочарованно опустил руку. Прошло несколько минут, и Эйслинн снова ощутила его прикосновение, но все повторилось сначала. Вулфгар отодвинулся, пробормотал проклятие, и Эйслинн услышала раздраженный шепот:

— Что она ворочается, словно голодная корова в стойле?!

Он сделал третью попытку, и Глинн вновь устроилась поудобнее. Вулфгар, окончательно выведенный из себя, натянул на голову волчью шкуру. Эйслинн весело прыснула и прижалась к его теплой спине.

На следующий день тучи разошлись, но было по-прежнему холодно. Лошади выдыхали огромные клубы пара, оседавшего инеем на сбруе. Они вновь отправились в путь, и на сердце Эйслинн было легко — девушка знала, что сегодняшнюю ночь она проведет в родном доме.

Глава 17

Процессия вступила во двор Даркенуодда, и хотя ни трубы, ни фанфары не возвестили об их прибытии, общего настроения это не испортило, поскольку во всей округе, кажется, не осталось ни единого человека, который не явился бы приветствовать нового хозяина. Эйслинн, тепло закутанная, восседала на кобылке. Норовистое животное гарцевало и вырывалось вперед, но девушка крепко вцепилась в поводья, стараясь держаться позади Вулфгара. Он провел Гунна через толпу и спешился у дверей дома. Как только слуга взял лошадь Эйслинн под уздцы, Вулфгар снял девушку с седла и поставил рядом с собой. Эйслинн подняла голову, намереваясь что-то спросить, и Гвинет мрачно нахмурилась, отметив их нежные взгляды. Они направились в дом в окружении рыцарей, сопровождавших Вулфгара в Лондон, и остававшихся в Даркенуолде норманнов, детей, подначивающих друг друга коснуться рыцарских доспехов, особенно панциря Вулфгара, и горожан, взиравших на суматоху издалека. Гвинет молча вошла следом, не закрыв за собой дверь. Псы радостно лаяли, а домочадцы громко здоровались с вновь прибывшими. От очага, где двое молодых парней вращали вертел, доносился аппетитный запах жарившегося кабана, смешиваясь с запахами пота, кожи и горьковатым благоуханием только что сваренного эля.