Воля цвета крови

Валентин Рожнов без труда отыскал двоих: Серого – ширмача[15] Сергея Митрофановича Хомутова, местного урожденца, молодого, но уже весьма известного и имеющего немалый авторитет в воровской среде, и Наума Моисеевича Лукницкого по кличке Лука. Последний был из пригорода Ленинграда и прибыл в город вместе с прочими беженцами. Был он уже в почтенных годах, имел специальность шотенфеллера, то бишь вора, промышляющего кражами в магазинах, чаще всего в ювелирных. Имел величавую манерность и интеллигентную внешность, чем нередко и пользовался. Заболтать продавца и спереть приглянувшейся фондель[16], а то и дорогостоящие сверкальцы[17] для него не составляло большого труда. А ведь требовались особые умение и сноровка, чтобы практически на глазах человека, присматривающего за товаром (что входило в его обязанности), украсть дорогую вещицу и преспокойно выйти из магазина. Только вот занимался Наум Моисеевич привычным ремеслом теперь редко: старым стал, сноровка была уже не та, да и особой необходимости рисковать свободой не было. Хотя при особом случае, например, в большие праздники, мог и тряхнуть стариной. Оба вора давно находились на крючке у Валентина Рожнова. Правда, последнее время, перейдя на службу в городское Управление милиции, беспокоил он их нечасто, и те, похоже, отвыкли от общения с «куратором». Серый, так тот вообще поначалу наотрез отказывался разговаривать: смотрел на оперуполномоченного букой, даже попытался дерзить. Так что Валентину пришлось напомнить о его старых грехах и пообещать, что в случае отказа сотрудничать придется дать ход его старым делам, и тому предстоит долго отсыпаться на нарах у «хозяина»[18]. Выдержав значительную паузу, ширмач размяк и заговорил…

Правда, рассказать он сумел немного. Подтвердил, что слышал о таком воре по кличке Пижон.

– Почему Пижон? – спросил старший оперуполномоченный.

Усмехнувшись, Сергей Хомутов пояснил:

– Потому что выпендрежник большой! Любит обряжаться в дорогой и яркий клифт[19].. Особенно когда идет на дело. Тут у него своя философия… Говорит, что человека в дорогом прикиде не могут заподозрить в чем-то противоправном. А потом, если носишь какую-то яркую кепочку, то смотрят на нее, а не на твое мурло. В повседневной жизни, говорят, он тоже франтом щеголяет, всегда с иголочки одет. Клифт шикарный из забугорного аглицкого сукна, моднячая кляуза[20], кепон из буклированного материала с пуговицей на маковке, кони малые[21] из телячьей кожи, какие в городе ни в одном магазине не купить, поскольку – нету! А вот где его искать и где его куток[22] – сказать не могу, потому что не ведаю, – развел он руками.

– Банда у него большая?

– Какой у него хоровод, я тоже не знаю…

Лука, которого Рожнов подкараулил в одном из ресторанов, высказался более определенно.

– Для такого обстоятельного разговора нам бы в сторонку отойти, – церемонно произнес Наум Моисеевич. – Не ровен час, увидит кто. А у меня репутация!

Когда укрылись в тенистом тихом скверике, Лука охотно заговорил:

– Знаю, что Пижон молод, ему не более двадцати пяти лет… Ну, может, немногим поболее. О нем впервые я услышал в сорок третьем году. Знающие люди рассказывали, что в городе появился человек, через которого можно устроить для себя любой линкен[23], от продуктовых карточек до красноармейской книжки и паспорта. Полагаю, начинал он именно с изготовления темных бирок[24]. Налеты на продуктовые склады в сорок четвертом и сорок пятом годах были – слышали? Наверное – тоже его рук дело. Работает Пижон чисто, явных свидетелей предпочитает не оставлять, однако не по беспределу – по-пустому мокрые дела тоже не вершит. После войны, – немного помолчал старый вор, – стопорил коммерческие магазины и рестораны. И все без сучка и задоринки… Сказывают, у него одних костюмов с дюжину и три десятка рубашек. На дело ходит эдаким франтом, будто в театр собрался или в кабак. И не подумаешь, что перед тобой стопарь[25]. – Хмыкнув, добавил: – Видно, для него грабеж большой праздник! Он ведь под художника вырядился, когда научно-исследовательский институт стопорил, так? – посмотрел на капитана Лука.

– Все так, – подтвердил Валентин Рожнов.

– А когда продмаг коммерческий на Щапова брал, вырядился капитаном дальнего плавания, – усмехнулся старый вор, но сразу сделался серьезным. – Но дело тут не только в том, чтобы понты бить[26], – добавил Лука. – Поскольку если случится свидетель, то в первую очередь припомнит, что на стопаре берет был желтого цвета или надета была форма морского капитана. А черты лица, там, рост, телосложение, родинки и шрамы – дело десятое. На это и внимания не обратит никто. И не запомнит. Что стопарю, естественно, на руку…

Резон в словах старого шотенфеллера, конечно, имелся.

– Но где его искать? Где его берлога?

Наум Моисеевич развел руками:

– Здесь я вам не помощник. Увы, не знаю. Пижон недоверчив. Близко к себе никого не подпускает. Работает с теми, кого давно знает.