Воля и разум

– Нет, – категорично отказала нам скрипучая старушка. – Сейчас вы пришли просто воспоминания подправить, а потом что? А если Кассандра со своим хахалем еще раз поругается? Или вы думаете, что он от нее так просто отстанет? Несколько подобных ссор, и какую бы вокруг вашей эльфийки стену я ни возвела, она все равно рухнет. Человеческий мозг – это вам не игрушка. Одно дело – просто мысли считывать, а другое – копаться и изменять их.

Пока Матрена уговаривала Оксанку нам помочь, я судорожно вспоминала лекции по теории магии и все, что вообще знала о менталистах.

Мозг обычного человека или мага – сложная структура, мириады нервных клеток, непрерывно передающих друг дружке информацию с помощью микроимпульсов. У каждой клеточки свои частоты, свой диапазон, и все вместе они постоянно работают. Мозг менталиста – это дешифратор. На каком-то очень тонком уровне эти люди могли улавливать волны и импульсы, испускаемые чужим сознанием, расшифровывать их и вмешиваться в их работу. Причем связи некоторых магов с тем или иным человеком могли быть настолько мощными, что любые стены и расстояния не являлись для них препятствием.

Сами менталисты делились на слабых и сильных: большинство могло считывать лишь эмоции и простенькие мыслишки, но кто-то, как, например, Оксана, был способен дословно расшифровывать каждое слово, произнесенное внутри чужой головы. А особо одаренные с легкостью контролировали до нескольких десятков человеческих сознаний одновременно. В какой-то степени таких людей можно было назвать телепатами, но это не отменяло у них остальных чудесных особенностей, свойственных магам: бытовые мыслеобразы им приходилось составлять с тем же трудом, что и всем нам.

Все подобные маги состояли на особом учете и контроле как потенциальная угроза обществу. И меня удивлял тот факт, что Оксанка так спокойно летала совой по лесам. В моем понимании ее должны были уже давно усадить где-нибудь в тихом помещении или следственном комитете, заставив проводить дознания.

– Не одна ты, Василиса, скрываешься, – вновь беспардонно врываясь в мою голову, отвечала старушка-сова. – Когда в двенадцать лет я ощутила способности, сразу поняла, что никому о них говорить нельзя. Ни родителям, ни друзьям, ни любимым. Поэтому из деревни ни разу в город и не выезжала за все годы. Тут, в глуши, оно сподручнее: тихо, никто не трогает, никому я не нужна.

– И вам никогда не хотелось большего? – вслух спросила я.

– Почему же, лет до сорока хотелось, а потом, как говорится, перетопталась. Надо наслаждаться тем, что есть, а не тем, что хочется.

Я вдруг четко увидела собственное будущее, мой мозг провел параллель между мной и Оксаной, решившей скрываться всю жизнь, не привлекая внимания. Может, ее намек на жизнь в Шкрябинке лет до пятидесяти вовсе не намек?

– И что, вами ни разу за все эти годы никто не заинтересовался?

– Лет пятьдесят назад приезжал один, красивый, статный такой. Все ходил, выведывал, даже цветочки носил. А я его мысли все слышала, каждое слово. Дурные мысли, признаться. Ничего хорошего он мне не желал. Пришлось в итоге ему память вычищать, новые воспоминания рисовать и отсылать восвояси. Никому, Василиса, слышишь, никому верить нельзя.

– Но Матрене вы же доверились?

– Сложно не поверить той, кто тебя в совином виде из леса на своем горбу вытащила и потом месяц выхаживала – крыло лечила.

– Давно это было, – решила рассказать Матрена. – Я по лесу шла, травы собирала, вот и наткнулась на одной из полян на птицу эту огромную – лежит, крылья распластала, сама еле дышит. Подбил ее кто-то из охотников – четыре пули из нее вытащила. У нас тогда вся деревня на ушах стояла. Оксанка еще молодухой была, а тут пропала. День её нет, два – нет, три – нет, все ищут, по лесам да по горам кликают. Думали, может, сбежала по дурости девка куда и в беду угодила. А я, когда сову увидела, смекнула все сразу. Пришлось тайком тянуть эту махину в деревню и в сарае для нее медпункт устраивать. Я же ее месяц потом лечила, прежде чем она смогла обратно в человека перекинуться.

– А вы разве оборотень не по рождению? Почему ваши родители не знали о способностях? – удивилась я.

– Так в этой деревне у каждого третьего кровь оборотная в жилах. Кто тут только за несколько веков ни жил! И лисы, и волки, и совы, и белки, снежные барсы были. Вот, видимо, и проявилась кровь далеких предков через пару-тройку поколений, редкость, но бывает.

От таких слов мне на душе хоть чуть-чуть, но легче стало. Хорошо, что у меня больше четырех поколений прошло. Не хватало еще, чтобы в этой чудо-деревне я в барса перекидываться начала. Для полного комплекта неприятностей.

Хотя как задумка звучит неплохо: свалила бы себе в горы и сидела там пару лет. Почему-то вспомнилась легенда, рассказанная Ксюшкиной бабушкой. Может быть, потом и ко мне темный лесной дух явится, красивый такой и загадочный.

– А че сразу не принц? – ехидно подхихикивая, спросила Оксанка.

– А почему бы и нет? – огрызнулась я в ответ. – Собой я хороша, надо будет – и принц появится.

– На белом коне?