Воля и разум

– Человеческий фактор. Машина не поднимет бунт, не потребует повышения зарплаты. А у людей много желаний. Василиса, ты должна понять одну вещь. Даже когда ты просто родилась, с тебя уже не спускали глаз. За тобой наблюдали, следили. В школе, потом в университете. Я почти уверен, что даже в этой глухой деревне найдется человек, который докладывает, что тут происходит, в компетентные органы. И этот пожар, он не останется незамеченным, поверь. Поэтому твоя задача сейчас как можно меньше привлекать внимание, продолжать казаться бездарностью и пустышкой. Чем меньше подозрений к тебе сейчас, тем проще будет потом.

– И кто этот нехороший человек?

– Я могу лишь предположить. Тот же Терентьев или законник, – пожал плечами отец. – Насчет первого я не беспокоюсь – уже через час я заберу его в столицу. Но со вторым держи ухо востро.

– А если это Матрена?

Мне даже самой стало стыдно, что я могу такую гадость про бабушку подумать.

– Сомнительно. Ей больше ста, на ней даже контрольной прививки нет. Когда она родилась, их просто еще не изобрели. Именно поэтому она, кстати, не здоровается дурацким «Сердце и Вера». Слишком старая закалка в воспитании, чтобы оказаться способной на такую подлость.

Я кивнула. Ёжка располагала к себе, к тому же именно она разогнала толпу просителей и помогла исправить проблему с фантомными кошками. Она не виновата, что все пошло не так, как мы планировали. И тут я вспомнила о другой странной особе в моем окружении.

– Папа, ты что-нибудь узнал о Даше?

– У меня было не так много времени. Все, что я смог, это найти ее медицинскую карточку. – Но тут отец замялся и опять начал подбирать нужные слова. – Лисса, ты же знаешь, есть такое понятие как врачебная этика. Мы, врачи, клянемся не разглашать посторонним чужие заболевания и диагнозы.

– Папа! – твердым голосом начала я. – Мы – взрослые люди. Давай так: если ты считаешь, что мне эти знания ни к чему, то не говори. Но если это поможет мне избежать каких-либо неприятностей, тогда выкладывай. К черту твою врачебную этику.

– Ты взрослеешь, дочь. Становишься жесткой. Мне казалось, мы с мамой учили тебя доброму и вечному, а вышло, что надо было готовить к войне. – Сразу видно, папе было очень тяжело говорить такие слова. – Но ты права, к черту этику. Дело в том, что твоя Даша пару лет назад лежала в психиатрической лечебнице. Попала туда после попытки самоубийства. Я нашел историю болезни. У Даши шизофрения. Ей было трудно пережить тяжелую болезнь матери, и она решила наложить на себя руки. Слава богу, все закончилось хорошо. Два месяца в лечебнице, курс реабилитации с психиатром, потом с психологом, и ее поставили на ноги. Судя по карте, она очень умная девочка с высоким интеллектом, смогла поступить в университет и очень успешно в нем учится. Даже деньги маме высылает на лечение. Однако она склонна к эмоционально нестабильным реакциям. Несколько лет назад у нее даже случались провалы в памяти из-за перенапряжения.

– То есть ты хочешь сказать мне, что Даша – психопатка?

– Я хочу сказать, что ей тяжело. И ты к ней строга. Да, она больна, но к насилию, по отметкам лечащих врачей, не склонна. Максимум, на что она способна, – накричать на тебя и разбить пару тарелок. А это не самая страшная беда, которая может случиться. Ты думаешь, если бы она представляла опасность, ее бы выпустили обратно в общество?

Риторический вопрос. Была бы полным психом – обкололи бы наркотой, и лежала бы Даша овощем где-нибудь в белой палате с оббитыми войлоком стенами. Грустная картина мгновенно возникла в моей голове. Ужасное зрелище.

– И что мне вообще от нее можно ожидать?

– Частые и неконтролируемые смены настроения, бесконечные колебания между выбором, она может отгораживаться от людей, замыкаться или, наоборот, к ним тянуться. Шизофрения – это очень сложное заболевание.

– А это лечится?

– Увы, лечения для души еще не придумали. Даже маги-менталисты не лезут в эти дебри, слишком велика вероятность навредить, сделать еще хуже. Будем надеяться, что психиатры могут помочь бедной девочке.

– Вот с самого начала эта практика мне напомнила сумасшедший дом, – буркнула я. – Теперь даже психопатка настоящая появилась. Такими темпами я тоже скоро с катушек слечу. Папа, у меня тоже нервы не железные. У меня через день глаза звериными становятся. В городе такого никогда не было.

– Ох уж эта мамина наследственность, – покачал он головой. – Зато можешь утешать себя тем, что это красиво!

Оптимист, блин! Умеет же приободрить!

Еще десять минут назад жизнь казалась мне жестокой и несправедливой! Но теперь я снова улыбнулась! Ведь самое главное в жизни – это, несомненно, красивые глаза! Куда ж без них-то!

Но так же быстро, как появилась, моя улыбка снова сошла с лица.

– Папа, пообещай мне одну вещь.

– Что угодно.

– Маме не рассказывай. По крайней мере, пока я практику не завершу. Давай не будем ее волновать. Очень тебя прошу. Я обещаю до конца практики вести себя самым лучшим образом: дальше архива и дома Матрены никуда не ходить, в сомнительные дела не ввязываться, подработок не искать.