Воля грешных богов. Том 1

Паломник, получивший вашу метку, может считаться начинающим адептом религии. Паломник не может нанести критические повреждения здоровью Апостола, Апостол не может поглотить душу Паломника.

Неразумные существа той же религии не атакуют Паломника.

По мере развития своей страсти Паломник может получить отголоски умений апостола, но в данный момент „Больничный голод“ недоступен для выбранного Паломника».

Бестолковый кусок текста!

– Не грусти, добрый Филин, – шепотом сказала Беатрис, без сил лежа на моих руках. – Это было весело.

– Как тебе помочь? – упрямо сказал я, впервые чувствуя себя настолько беспомощным.

Беатрис лишь улыбнулась, но ничего не ответила, закрыв глаза.

– Как тебе помочь, чёрт возьми! Ну же! Столько тайн, и нет ни одной, чтобы не умереть вот так?!

– Вам просто жаль, или я вам…нравлюсь? – закашлявшись, Беатрис кое-как выдавила из себя эту фразу, за что мне хотелось ее отругать. Зачем тратить на подобное силы....

– Все вместе, – тихо ответил я вместо ругани, видя, как матерится вдалеке Лорри, пиная кактус. Похоже, несмотря на отношение, ему тоже было жаль девчушку, а Пайро просто повесил нос и даже не стал пользоваться моментом, чтобы вздремнуть.

– Я рада, – чуть сильнее сжав мою руку, Беатрис приоткрыла глаза. – Если повезет, то после смерти я попаду в камушек.... Найдите меня.

Прижав еле дышащую девушку к себе, я зарылся в ее пыльные, перепачканные кровью волосы, ощущая, как слезинки Беатрис увлажняют мою шею.

– Хоть… я…так и говорю, но… не хочу умирать, – сквозь слезы сказала девушка, застонав от боли. – Но я не вправе… Это… почему со мной.

– Не говори так много, глупенькая, никто не хочет, – тихонько поглаживая Беатрис по голове, я старался даже лишний раз не шевелиться, чтобы не причинить ей боль.

– У-у! Ты… Даже если возненавидишь меня, это лучше, чем больше не увидеться, – не слушая меня, сказала Беатрис. – Простите, милый Филин…

Боль. Резкая боль в шее, источник которой я не сразу и понял. Повиснув на мне из последних сил, Беатрис вонзила мне в шею свои клыки, удивительным образом удлинившиеся, и шумно, жадно высасывала кровь. Настолько это было ужасно и противоестественно, что я даже отпрянул, ощущая, как моя кровь тёплыми струйками стекает за воротник. Беатрис, перемазанная в живительной влаге, смотрела на меня и плакала, выглядя невероятно несчастной.

– Прости… прости.... Лучше убей меня, – сжавшись, Беатрис отползла от меня, сплевывая кровь на песок. – Я не должна была! – рука девушки подкосилась, и она свалилась на песок, потеряв остатки сил, но из-за этого прут в ране стронулся, и Беа сдавленно взвыла от боли, уже не в состоянии даже кричать.

Поднявшись, я сделал пару шагов и, нависнув над девушкой, капнул продолжающей течь кровью ей на губы.

– Пей. Если это поможет тебе жить, пей. Пей, кому говорю! – приподняв голову Беа, я вынудил ее прижаться к моей шее, и она, продолжая шмыгать носом, шумно сглотнула. Еще, снова, словно оглодавший ребенок, она сосала кровь. Теперь уже я почувствовал, как силы меня покидают с каждой сотней потерянных миллилитров и, не удержавшись, упал на девушку сверху; в этот раз Беатрис не закричала, а крепко, но нежно обняла меня, поглаживая по волосам и тихо постанывая от удовольствия.

– Да что, блять, творится-то! Милгосподин! Ты сейчас сдохнешь нах, нам что делать?! – подбежавшие бездушные и Последователи никак не могли решить, как поступить.

– Ничего не делать, – пробормотал я еле ворочающимся языком. – Жрачки…

– Понял! – сорвавшись с места, Лорри унесся к уцелевшим внедорожникам, а что дальше было, я уже воспринимал как в тумане. Меня кормили с ложечки довольно вкусной разогретой пищей, я машинально жевал, лицо…

– А-а! – закричав и открыв глаза, я понял, что до сих пор валяюсь в долбаной пустыне. Лежать было не то, чтобы прям удобно, но довольно мягко.

– Мой милый Филин.., – ласково сказала девушка, на коленях которой я лежал. Беатрис сейчас, должно быть, была моей ровесницей; ее золотистые волосы слегка потемнели, появились алые прядки, а личико стало более взрослым, но сохранило своего рода ауру детской невинности. Упругая грудь, растянувшая подранное платье, и женственные очертания бедер… Она точно стала старше.