Читаем Волгины полностью

— Держите, добрые люди. Тут вам кое-что на дорогу, — тихо проговорила она. — Да не идите вы на Старые Дороги. Село тут есть такое великое. Дуже там немцев богато. А идите на Зубаревичи. Вот тут прямо все лесом да лесом, на восход солнышка, так и идите.

— Спасибо, тетки, — растроганно ответил Иван Дудников.

— Щиро дякую, маты, — в тон товарищу поблагодарил Микола.

— Вертайтесь скорее! — послышался голос Марины.

— Вернемся.

И голоса у плетня затихли, только слышались удаляющиеся ровные шаги, но и они вскоре растаяли.

<p>КНИГА ВТОРАЯ</p><p>Часть четвертая</p>1

На Дону и на Кубани по утрам ярко горели тихие зори. Их не тревожил дальний гром войны, и степь, утратившая пестрые краски, лежала после бурной страды безмолвная и пустынная. Рабочих рук не хватало, и все же жатву кончили в ранние сроки. Многие колхозы и совхозы управились со сдачей хлеба раньше, чем в прошлом году.

В совхозе, которым руководил Павел Волгин, трудовая жизнь текла попрежнему — напряженно и торопливо. Совхоз сдал государству хлеб первым в области. С полей уже свозили серебристо-желтую, как ярый воск, солому, кое-где начинали пахать под зябь, — работы было много, и директор целыми днями ездил по степи, присматривая, торопил людей. Домой он возвращался поздно вечером, наскоро ужинал, наспех прочитывал запоздалые газеты. Вести с фронта беспокоили, но задумываться над ними долго было некогда: хозяйственные дела отвлекали от тревожных мыслей.

Как то раз, вернувшись домой в сумерки, Павел застал жену взволнованной.

— Тебе телеграмма от отца. Просит проведать: мать больна, — сказала Евфросинья Семеновна.

Павел несколько раз перечитал телеграмму.

— До войны редко у них бывал, так хоть теперь проведай, — недовольно хмурясь, сказала Евфросинья Семеновна, и в темных, как черносливы, глазах ее вспыхнул упрек: — Ты же собирался привезти их в совхоз… Забыл?

Павел махнул рукой:

— Ты что, смеешься? Время-то какое.

Он решил ехать в город утренней зарей, не дожидаясь поезда, на своем шестиместном «бьюике», за два месяца до войны подаренном ему наркомом.

Отдав необходимые распоряжения заместителю и старшему агроному, Павел быстро собрался в дорогу. Мысль о болезни матери, о том, что он не сдержал своего новогоднего обещания, не давала ему покоя.

«Если старик дал телеграмму, значит дома положение действительно серьезное», — думал Павел.

Ему вспомнилась добрая улыбка на полном, с нездоровой желтизной лице матери — эту бледность он заметил еще в новогодний свой приезд, но не придал ей значения, — вспомнилась ее трогательная заботливость, словно все трое сыновей были не взрослыми людьми, а маленькими детьми и шагу не могли ступить без ее материнской помощи.

И странно, впервые за многие годы Павел так живо представил мать и рядом с ней ворчливого отца, впервые почувствовал к ним такую сыновнюю нежность, что сердце его больно защемило.

Чтобы немного смягчить свою вину перед родителями, Павел велел жене положить в машину четвертную бутыль натурального, выдержанного с прошлой осени розового «муската», зарезать двух жирных гусаков да к ним прибавить еще сотни две яблок какого то диковинного сорта, позванивающих в руках, и кремово-белых, как слоновая кость.

Евфросинья Семеновна уже совала в машину какие-то узелки. Лицо у нее при этом было сердитое и виноватое.

— Разве ж я не могла тоже съездить к ним раньше? Да разве ж с тобой куда вырвешься, ворчала она. — Ты своих детей скоро позабудешь…

Павел только смущенно покрякивал. Он готов был ехать в ночь, если бы… если бы не экстренное совещание управляющих отделениями, которых он велел созвать еще до получения телеграммы на десять часов вечера в контору. Надо же обсудить план осенних посевных работ.

Он так и не сумел заснуть в ту ночь, а спал дорогой, сидя в кабине шофера, склонившись головой на его плечо.

Перед самым Батайском задремал в последний раз и открыл глаза, когда подъезжали к переправе через Дон. По побуревшему от летнего зноя займищу текли светлые волны горячей дымки. Терпкий запах увядающих луговых трав стоял над Задоньем.

Было половина двенадцатого.

— Ехали нормально, — сбив на затылок старую смушковую кубанку, заявил шофер.

Голова Павла была уже свежей. Короткий сон подкрепил его. Сказывалась привычка быть нетребовательным и умение приноравливаться ко всяким неудобствам.

Павел с любопытством всматривался в громоздившийся на высоком берегу город. На нем, казалось, лежала серая вуаль. День был тусклый, пыльный. Солнце еле просвечивало сквозь желтоватую мглу. Густой запах дынь, мокрых просмоленных досок притекал с пристани.

— Товарищ директор, видите зенитки? — кивнул головой шофер.

Внимательно присмотревшись, Павел увидел по всему левому берегу и особенно густо у железного, выгнутого ажурной аркой моста не совсем тщательно замаскированные зенитные орудия.

Перейти на страницу:

Похожие книги