Волга (июль 2007)

На теплоход «60 лет Октября» попасть было невозможно. Родители по какому-то фантастическому блату выбили две двухместные каюты в трюме, где кроме нас жили только члены экипажа. Знакомство со страной началось сразу по заселении в крохотные обшарпанные каюты: седеющий сильно пьющий боцман, став в дверном проеме, немедленно сообщил мне и брату, что он думает по поводу соседства с нами. Не то чтобы он не понимал, что дети явно не слышали таких слов, - просто это был самый независимый человек, которого мне доводилось видеть в догорбачевскую эпоху. Ему было абсолютно все равно, что о нем подумают, и он позволял себе быть откровенным все двадцать дней нашего плавания.

Канал им. Москвы - Углич

Про виды, подобные тем, что открывались с носа чудо-лайнера, обычно говорят, что они «как бы специально устроены для создания совершенной картины». В нашем случае «как бы» лишнее: вплоть до входа канала в Волгу почти все пейзажи представляли собой образцы советской ландшафтной архитектуры. Выглядели берега канала с аккуратно подстриженными деревьями и впрямь довольно грациозно, но это лишь усиливало контраст с тем, что мы увидели дальше.

Непонятное началось с Углича. Жители районного центра, где по улицам ездили только старенькие «запорожцы» и «уазики», посматривали на нас с подозрением. Так кроманьонцы могли бы глядеть на нечаянно забредшую к ним группу неандертальцев: вроде и похожи на людей, но чужие. Не наши. Экскурсоводы, работники музеев, прохожие - все оборачивались на нас с любопытством посетителей зоопарка.

Горький - Казань

Чем дальше от Москвы, тем яростнее солнце и откровеннее пейзаж. Кокетливые перелески редеют и бледнеют, их сменяют поля, а потом и степи; русская советская жизнь постепенно обнажается во всем своем нестоличном колорите. На взгляд москвича, точкой слома, за которой туристическая декорация ветшала и начиналось аутентичное российское раздолье, был город Горький. Нижегородцы (и тогда избегавшие называть себя горьковчанами) ни говором, ни манерами не отличались от столичных жителей. Более того, к приезжим москвичам они относились чуть свысока, поскольку всерьез считали свой город тоже столицей, еще одной и даже во многом лучшей. Некий нижегородец, завязавший с нами беседу неподалеку от местного речного вокзала, так и сказал нам: «В Москве много туристов? Ведь нет. А к нам со всего Союза едут».

Сразу за Нижним на живописных берегах можно было видеть людей (без удочек и даже без бутылок в руках), молча провожавших судно ничего не выражающими взглядами. На «зеленых» стоянках, во время которых теплоходное население могло искупаться, чувашские, а потом и татарские подростки предлагали приезжим мальчишкам «помахаться». И горе тому, кто соглашался: честным школьным боем тут и не пахло, местные били не к месту смелых москвичей яростно и больно - но до первой крови.

Впрочем, это цветочки. Источником настоящей опасности неожиданно стали шлюзы, всю дорогу бывшие самым захватывающим аттракционом для палубной детворы. На галерее одного из гидросооружений наш теплоход, стоявший у края резервуара, ожидал теплый прием казанской гопоты. Мне довелось ощутить его на себе одним из первых: стоя на палубе, я получил с размаху в нос от парня лет пятнадцати.

- Че, Москва, обидно?

- Я из Горького, - ответил я, наученный старшими товарищами, знавшими о прохладном отношении к столичным жителям в провинции. На палубе, как назло, никого не было.

- А чего на московском корыте плывешь? Ты кого, сучара, нае*ать хочешь?

- Закурить дай, пионер, - переменил тему разговора его товарищ, полуголый пацан с рыжим ежиком на голове и пустыми голубыми глазами. Во рту он держал самокрутку из газеты, от которой шел отчетливо сладковатый дымок. Всего на галерее стояли человек десять парней, некоторые казались совсем взрослыми.

- Мне семь лет, я не курю, - ответил я, потирая нос.

- Тогда деньги.

- Откуда у меня деньги?

- Иди, бл*дь, достань червонец где хочешь.

- Не пойду.

- Обидеть Казань ты хочешь, щенок, не жить тебе, - заключил рыжий и перепрыгнул с галереи на борт корабля.

От агрессивных отморозков, уже собиравшихся взять теплоход на абордаж, наше судно спасло только появление милиционера. Рыжий обкурок, нимало не испугавшись, ловким движением перепрыгнул обратно - буднично, привычно. Страж порядка молча смотрел на группу гопников, пока уровень воды в резервуаре не опустился до отметки, исключавшей прыжок с кромки шлюза.

От самой же Казани в памяти остался гид с репликой: «Вы находитесь на улице Баумана, которая до революции носила название Проломная. Бауману, как вы помните, проломили голову».

Ульяновск - Куйбышев - Саратов