Мессинг смеялся вместе с другими зрителями, когда фокусники сами «разоблачали» свои номера, но так, что их секрет оставался нераскрытым. В то же время он презирал артистов-угадывателей, работающих по коду. На сцене появлялся один из них, ему крепко завязывали глаза, второй выходил в зал и говорил: «Я нахожусь рядом с военным». Четыре слова означали: звание полковник. «Он орденоносец. Говорите смелее». По коду это соответствовало тому, что военный награжден орденом Красного Знамени. Один такой «прорицатель» даже придал номеру политическую окраску. Он выступал вместе с кореянкой и в заключение спрашивал у нее: «Ким, вы по национальности кореянка, но почему так хорошо знаете русский язык?» И она с гордостью отвечала ему строчками из стихотворения Маяковского: «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин!» Этому номеру эстрадное начальство открыло широкую дорогу.
Вольф Григорьевич не читал Маяковского, но относился к нему неуважительно, узнав, что тот первым выступил за предложение снять с великого певца Шаляпина звание народного артиста после того, как тот покинул Россию. Мессинг был знаком с Федором Ивановичем, их гастрольные пути не раз скрещивались, чтил его как уникального певца и личность. Шаляпин никак не мог понять, почему у него отняли дом на Садовой-Кудринской улице. «Вольф Григорьевич – говорил он, – ведь я никого не угнетал, не эксплуатировал. Купил особнячок за деньги, полученные в театрах. Кстати, вы не читали обо мне рассказов Власа Дорошевича? Отличный русский фельетонист и писатель. Оказалось, что он находился в Риме перед моим первым приездом туда на гастроли. Местные знатоки оперы наняли специальных людей, чтобы они освистали меня. Дорошевич удивился и спросил у них, почему они делают это, даже не услышав, как я пою. „А потому, – ответили они, – что приезд певца из России в Италию – это наглость. Это все равно что Россия закупила бы в Италии пшеницу“. Правда, остроумно? А сейчас Россия выпрашивает пшеницу у кого возможно. Недавно (в 1923 году. –
Вольф Григорьевич числился в концертном объединении «Мосэстрада» в отделе оригинальных жанров вместе с фокусниками, жонглерами, акробатами и столь ненавистными ему «угадывателями мыслей» по коду. Их дешевый трюк в повести «Штосс в жизнь» едко и остроумно разоблачил до сих пор не занявший подобающее ему высокое место в русской литературе смелый и талантливый писатель Борис Пильняк, немец по национальности (его настоящая фамилия Вогау –
– Жанна, будьте внимательней! Отвечайте, мадемуазель! – крикнул муж тоном циркового наездника.
М-м Жанна ответила не сразу, она опустила голову, напрягая мысль, и бессильно опустила руки. У нее был звонкий голос, картавый на «р».
– Я п’ислушиваюсь… Я вижу… вы сп’ашиваете о вашем друге Юрии Либединском… Я вижу… он п’иедет, мне кажется, в начале июня…
– Дальше, Жанна! Мадемуазель, дальше! – крикнул муж и отошел от Авербаха, склоняясь над военкомом. – Дальше, мадемуазель, внимательней!
– Я п’ислушиваюсь… Я вижу… вы а’тиллерист, вы служите в Москве. – М-м Жанна подняла голову, глаза у нее был детские. – Вас зовут Исидо Мейсик, вам двадцать семь лет…
Военком был поражен, он спрашивал, в каком полку он служит, сколько лет.
М-м Жанна отвечала быстрее, чем он задавал вопросы. Военком сдвинул фуражку на затылок, явно вспотев.
– Дальше, Жанна! Скорее! Внимательней! – кричал муж, склоняясь над ответственным работником.
Ответственный работник, в халате, в кепке, тесемках, спрашивал: изменяет ли ему жена? Как ее зовут?
М-м Жанна опустила глаза, вид ее был беспомощен.
– Вашу жену зовут Надеждой, – сказала она беспомощно и тихо. – Нет, она не изменяет вам, нет… она верная жена. Но я п’ислушиваюсь, я вижу, как вы изменяете своей жене…
Ряды захохотали. Совработник заерзал на стуле».