Вольф Мессинг. Судьба пророка

Когда деревья уже закрыли заходящее тусклое солнце, к ним присоединился третий еврей в одежде, покрытой засохшей грязью. Он тоже бежал из гетто и тоже по системе канализации. Увидел полуоткрытый люк, нырнул в него, несколько суток метался по подземным туннелям, иногда по колено в воде, иногда по горло, и вода вынесла его прямо к Бугу, куда стекали городские отходы. Он нанес эти каналы на карту, и по ним можно попасть в гетто. Туда уже отправлена первая партия оружия, но его катастрофически не хватает. Люди в основном вооружены палками и камнями. Советские войска приближаются к Варшаве. Должны помочь узникам гетто. А если не удастся, они поднимут восстание. Лучше погибнуть в борьбе, чем в душегубке.

– Пойдут танки – задержим их своими телами, – гордо, с одержимостью в голосе произнес новый знакомый и тихо запел песню защитников Варшавского гетто.

Мессинг вдруг увидел месиво из людей, бросившихся под танки, и понял, что никто не поможет обреченным, и, чтобы не сойти с ума, запел их песню.

Осторожно, раздвигая кусты, беглецы подошли к деревне. Мессинг вызвался поговорить с крестьянином, искавшим грибы на опушке леса, но тот внезапно разогнулся и направился к деревне. Стали дожидаться темноты.

У меня есть деньги, – сказал Мессинг новым друзьям, – даже царские червонцы. – И глаза его наполнились слезами при воспоминании об отце, успевшем передать ему отложенные на черный день монеты.

«Чернее дней, чем те, что наступили, уже не будет», – мысленно сказал он отцу и постучался в дом на окраине села. За окном зажглась керосиновая лампа, отодвинулась занавеска и мелькнули алчные глаза хозяина:

– Чего надо? Деньги есть?

– Есть, – глухо отозвался Мессинг.

– Тогда сговоримся! – заключил хозяин и направился в сени.

Скрипнула дверь, и на пороге появился мужик в длиннополой рубахе.

– Много вас?

– Трое.

– Дорога длинная. Будем передвигаться только ночью, а днем прятаться в лесу. Ночью немцы обычно квелые, после шнапса их ко сну тянет. Перевезу через Западный Буг, а там граница. Туда собираетесь?

– Туда.

– Хорошо. Но без аванса не повезу. Не обижайтесь. Всякие встречаются люди. Довезешь – и поминай их лихом. Никому верить нельзя.

– А вам можно? – насторожился Мессинг, угадывая в мыслях мужика какой-то подвох.

– Нам можно, – усмехнулся старик, – нам деньжата нужны, а кто вы и кем будете, наплевать. Хоть жиды, хоть черти! Лишь бы платили!

Мессинг передал ему пачку купюр Речи Посполитой, оставшихся от последних гастролей.

– Трое, а платите за одного, – нахмурился мужик, – еще есть?

– Золотые червонцы, – сказал Мессинг.

– Тоже сгодятся! – обрадовался старик.

Он оказался сноровистым и неглупым. Постелил на дно телеги одеяла, сверху навалил сена. При встрече с немцами прикидывался нищим крестьянином, предварительно, еще дома, напялив на себя самую худую одежонку.

И лошадь выбрал старую, с пожелтевшими зубами, с побитыми от вожжей боками. И мелкое сено походило на скошенное не на лугу, а на поляне, к тому же прошлогоднее, свалявшееся. Дорогу знал хорошо, сходил за местного, точно называя немцам ближайшее село, куда якобы направлялся.

Соседи Мессинга по телеге мучились, отлежав спины, надышавшись сырого гнилого воздуха, а Мессинг давно научился впадать в летаргический сон, чтобы не чувствовать болевые ощущения.

Он выглядел наиболее свежим и бодрым, когда они добрались до Западного Буга, и помогал попутчикам перебираться в качающуюся на воде лодчонку.

– А где червонцы? – напомнил мужик перед тем, как самому пересесть в лодку.

– Бери, – сказал Мессинг, с горечью прощаясь единственной памятью об отце.

Старик одну монету попробовал на зуб.

– Настоящая. Тогда поплыли. Только тихо, не разговаривать. А то перебьют еще до границы.

Но стоило лодке выбраться на середину реки, как по ней стали стрелять с обеих сторон: и немцы, и советские.

– Ничего, проскочим, они нас не видят на слух палят, – успокоил беглецов мужик. Вскоре лодка уткнулась в песок противоположного берега.

– Вылезайте! – грозно прошептал проводник. – Дальше транспорт не везет.

Мессинг и его попутчики, сняв обувь, поплелись по мелководью к берегу, а мужик ловко развернул лодку и быстро поплыл обратно. Войдя в лес, они вздохнули с облечением, но вдруг их ошеломил громкий голос:

– Кто идет?! Руки вверх!

«На границе тучи ходят хмуро…»

Эти слова из известной песни, написанной в предвоенные годы, отражали существовавшие тогда представления о границе. О каком солнце могла идти речь там, где на священную родную землю собирался просочиться враг. Тревожная обстановка, хмурые тучи. И они, заметьте, не плывут, а ходят, как часовые в дозоре. Настоящие же часовые, но наверняка с хмурыми лицами и доставили пересекшую границу троицу к начальству. Имена часовых вымышлены, но описанная далее история вполне могла произойти.