Я была поражена, а его жена оставалась спокойной. Впрочем, вскоре я тоже успокоилась. Впоследствии стала замечать, что всегда обретаю в присутствии Мессинга душевный покой и умиротворенность и никакие дурные мысли не посещают меня.
В этот день у меня было еще много работы, но мы договорились поужинать на горе Мтацминда, которую грузины называют священной. На высоте 480 метров расположен красивейший парк и отличный ресторан. Там находится кладбище для выдающихся граждан Грузии, знаменитых художников, поэтов, актеров, видных деятелей Коммунистической партии. Там же мы посетили могилу Александра Грибоедова.
Затем отправились в ресторан, с веранды которого открывался изумительный вид. Мессинг выглядел усталым и апатичным. Видно было, что представление измотало его, лишило сил. Мы с Аидой переглянулись и поняли друг друга без слов. Маэстро был нужен отдых.
Следующие несколько дней моей командировки мы также провели вместе. Мне казалось, что я не в тягость этой паре. Но настоящими друзьями мы стали только через несколько месяцев.
Я работала над пленкой, так как всегда старалась сделать фотографии на месте, чтобы понять, насколько хорошо они получились, и в крайнем
— Что случилось? — спросил он у жены. — Ты плохо себя чувствуешь?
Он был так возбужден, что даже не поздоровался со мной. Аида молчала.
— Аидочка, ты должна пойти к специалисту, — сказал Вольф. — Не шути с этим.
Но жена не слушала. Тогда Вольф произнес фразу, которую я впоследствии не раз услышу от него:
—
Так Вольф говорил о себе, когда имел в виду свое шестое чувство.
На следующий день я провожала их на вокзале. Мы договорились не прерывать нашей дружбы и хотели уже попрощаться, когда Вольф с женой вспомнили, что не послали телеграмму какой-то Ирочке. Эту задачу я взяла на себя. К тому времени я уже чувствовала, что невидимые нити связывают меня с этими замечательными людьми. Может, я интуитивно понимала, что многие годы моей жизни мне предстоит провести в их компании.
Когда вернулась в Москву и сдала работу, решила навестить своих друзей. Они пригласили меня в гости в первый день еврейской Пасхи.
Мессинги жили на Новопесчаной, которая в начале пятидесятых располагалась на окраине столицы. Трехэтажный дом находился в глубине двора. Цветы в клумбах навевали воспоминания о старинных двориках с картин русских художников. Обстановка же в однокомнатной квартире с крошечной кухней была более чем скромной. Единственная достопримечательность — большой телевизор, подаренный каким-то министром в благодарность за излечение сына от алкоголизма. Мессинги познакомили меня с Ираидой, старшей сестрой Аиды, а также немецкой овчаркой Диком и кенарем Левушкой.
Мессинг пребывал в хорошем настроении, Хотя он не был глубоко религиозным человеком, все же с уважением относился к национальным традициям и праздникам. Мы все собрались за праздничным столом. Я заметила, что Ираида едва передвигается, буквально волоча ноги. Когда все уселись, Аида подала фаршированную рыбу с клецками и мацой. Вольф поднял бокал и произнес тост. Мы выпили за Пасху и за весну. Затем Вольф сделал знак, и все замолчали.
—
— Это правда, Вольф? — Лицо Ираиды засветилось надеждой.
— Это говорит не Вольф Григорьевич, а Мессинг!
Позже, когда я помогала Аиде убирать посуду, не могла удержаться, чтобы не спросить:
— Как вы не боитесь жить с человеком, который умеет читать мысли?
— Но у меня нет плохих мыслей, — ответила она спокойно.
Я хотела расспросить Ираиду о здоровье хозяина дома, но поняла, что это не самое подходящее время.
Наша дружба крепла. Мессинги относились ко мне, как к члену семьи. Они делились со мной самыми сокровенными мыслями и планами. Я, в свою очередь, тоже стала доверять им.
Через несколько недель после Пасхи Мессинги пригласили меня на необычный семейный совет, чтобы решить, делать ли Ираиде операцию на позвоночнике. Для меня стало ясно, что у нее опухоль. Впрочем, совет этот означал простую формальность, все было и так решено.
Можете себе представить, как себя чувствовала Ираида Михайловна в день операции. Малейшая оплошность хирургов могла обернуться полным параличом. (Кстати, Мессинг ничего не предпринимал, чтобы поместить свояченицу в эту престижную клинику. Он никогда не пользовался своей славой — был слишком скромен для этого.)