Волчицы

Услышав шаги Жулии, идущей по коридору, сестры замолчали и мгновенно изменили свое поведение. В этом доме было принято противостоять чужакам, хорошие манеры были важнее ненависти.

— Доброе утро, Жулия, — сказала Элен почти спокойным голосом.

Жулия пожала им руки и с невинной улыбкой на устах направилась ко мне. Она, видимо, тоже была сильна в подобных играх и превосходно умела притворяться. Подойдя ко мне, она поцеловала меня без малейшей тени смущения, более того, я бы сказал, с некоторым чувственным лукавством, значение которого я прекрасно понимал. Ведь, в сущности, в молчаливом союзе со мной она обманывала обеих сестер, и все эти поцелуи, ласки, рукопожатия как бы говорили: «Ну, давай же, подыгрывай мне, дуралей ты этакий!» Хорошо, но почему же тогда она так упорно отказывалась отвечать мне?

Мы расселись вокруг стола, и, чтобы хоть как-то рассеять гнетущую атмосферу, я сказал:

— Сегодня, похоже, выдалась чудесная погода. Я, пожалуй, пойду немного погуляю. Ты не составишь мне компанию, Жулия?

— Нет-нет, только не сегодня. Я прихватила с собой шитье, потому что дома никак не могу выкроить время, чтобы привести в порядок белье.

Она отказывалась пойти со мной и объясниться. Значит, таков ее ответ. Итак, ответ отрицательный. Ну что ж, мы еще посмотрим, кто из нас упрямее. К завтраку она выходила не умывшись и имела обыкновение прохаживаться в халате, куря при этом сигареты марки «Голуаз» или, громко причмокивая, попивала кофе, что приводило Элен в бешенство. Я пошел к себе в комнату, вырвав из блокнота листок, написал: «Бернар погиб по прибытии в Лион» — и снова подсунул записку под дверь. Я совершенно ничем не рисковал, поскольку ни Аньес, ни Элен не переступали порога комнаты Жулии. Напротив, передав такое сообщение, я мог только выиграть, ведь Жулия, вероятно, еще не знала о смерти своего брата. И если рассуждать логически, то она и не могла знать об этом, потому что об этом не знал никто. Но тогда почему же Жулия продолжает обходиться со мною так, будто я действительно Бернар? Ну все, с меня хватит! Я желаю наконец узнать правду! Правду, чего бы мне это ни стоило!

Приложив к двери ухо, я прислушался. Мое волнение было в тысячу раз сильнее, чем накануне. Записку я просунул под дверь так, чтобы выглядывал только ее краешек и Жулия была вынуждена подойти к двери как можно ближе. Поэтому я был почти уверен, что услышу ее шаги. И я действительно отчетливо услышал, как она подошла, и не пытаясь ступать бесшумно. Я даже уловил шорох ее халата. Затем последовала долгая, томительная пауза. Она, должно быть, читает… уже прочла. Ну, вот и все. Минутой позже я уже слышал, как она преспокойно направилась к умывальнику. По крайней мере, судя по тому, как она шла, отодвигала со своего пути стулья и наливала воду, особого волнения не чувствовалось. Однако она держалась в своей комнате дольше обычного. Прислушиваясь к этой чужой жизни, ощущая ее дыхание, ее присутствие за тонкой кирпичной перегородкой, я анализировал каждый шорох, каждый скрип, до одури напрягая слух. Вот она застелила свою постель, открыла чемодан… А теперь… Что она делает теперь?

Устав наконец от этой оскорбительной для меня слежки, я выпрямился. В голове гудело, как в морской раковине, когда ее приложишь к уху. Остается последнее средство — подстеречь ее, когда она будет выходить из своей комнаты. Я не знаю, что именно ей скажу, но так или иначе непременно вырвусь из этого заколдованного круга.

Все шло своим чередом. Аньес хлопотала на кухне, затем к ней присоединилась Элен. Они не разговаривали, и было ясно: здесь тоже идет война. Пожалуй, скоро нам, чтобы не произошло крупного скандала, придется сидеть всем вместе, не расставаясь… Услышав, что Жулия поворачивает ручку двери, я тут же выскочил в коридор и бросился к ней. Теперь-то она не уйдет от меня. Увидев меня, она чуть было не попятилась назад.

— Жулия, выслушайте меня!

Но она оттолкнула меня резким жестом.

— Прошу вас, — сказал она голосом, несколько потерявшим свою былую уверенность, — сейчас же дайте мне пройти.

— Но мне необходимо поговорить с вами.

— Не сейчас.

— Нет, именно сейчас! Сию же минуту!

— Пустите меня, или я позову на помощь!

Ее хитрое лицо не выражало никаких переживаний, но когда она проходила мимо меня, прижимаясь спиной к стене, ее темные глаза были широко раскрыты и неподвижны. Она явно боялась. Вероятно, прочтя мою записку и приняв ее за какую-то угрозу, она начала меня опасаться. Я попытался пойти за ней.

— Да нет же, — сказал я, — это вовсе не то, что вы думаете.

Но Жулия пустилась бежать и добежала до самой столовой, а очутившись там и почувствовав себя в полной безопасности, вновь стала той Жулией, которую я так боялся.

— Бернар, помоги мне накрыть на стол!