Волчий лог (СИ)

— Генерал слыл ценителем искусств и меценатом. Он собрал в Брагино довольно неплохую коллекцию живописи. Обратите внимание на представленные здесь картины. Большинство из них были собраны именно Николаем Алексеевичем. Супруга Брагина, Елена Федоровна, так же разбиралась в искусстве и была прекрасной пианисткой. В глубине залы вы видите рояль известной немецкой марки Бехштейн, на котором госпожа генеральша любила музицировать, — я указала на старинный черный инструмент. — До революции в России было популярным выражение «играть на бехштейнах» — настолько бренд связывался с самим понятием игры на фортепиано. Две дочери Николая Алексеевича неплохо пели, и в имении часто устраивались благотворительные балы и концерты, которые собирали в усадьбе все окрестное дворянство. Вырученные средства перечислялись в детские приюты и в больницы.

При упоминании о деньгах чиновники моментально оживились. Один из них подошел к роялю, откинул крышку и неловко пробежался пальцами по клавишам. По залу прокатился мягкий приглушенный звук.

Ирина Николаевна вскинула на меня вопросительный взгляд, но я незаметно покачала головой. Этим товарищам замечания делать не стоит. Чревато.

— Обратите внимание на парадный портрет, написанный местным живописцем Васильевым, — желая отвлечь мужиков от инструмента, я указала на большое полотно, висящее над диваном. — Как вы можете видеть, на нем изображено все семейство Брагиных. Талантливый художник сумел передать спокойную силу и уверенность генерала, утонченную красоту его супруги, веселую живость детей.

— Красивая баба, — цокнул языком «Лужков».

Он подошел ближе, сложил руки за спиной и уставился на портрет.

— Фигуристая, — поддакнул невысокий лысый товарищ в узковатом для него коричневом костюме. При каждом движении чиновника полы его пиджака расходились, открывая весьма упитанный зад и оттопыренный карман, в котором лежал бумажник.

— А вот на этом портрете изображен отец Николая Алексеевича, — я указала на соседнюю картину.

— Мощный мужик, — уважительно крякнул лысый. — И взгляд такой… Как у нашего Василь Петровича.

Чиновники оживились, заулыбались, выражая верноподданические чувства к неизвестному мне Василь Петровичу.

— А вот здесь изображение Николая Алексеевича в молодости.

Я рассказывала, вела посетителей по залам усадьбы, а сама внимательно наблюдала за экскурсантами.

Седой продолжал мне активно не нравиться. Было в нем что-то настораживающее. Еще и взгляд этот — холодный, оценивающий. Он жег затылок, ни на минуту не выпуская из-под прицела. Мне снова вспомнилось предупреждение Чадова. Что, если этот мужик и есть тот самый охотник? Мало ли? Чем черт не шутит? Может, седой приехал в Волчий Лог под предлогом осмотра музея, а сам вынюхивает и высматривает оборотней?

Охотники часто отслеживают старые поселения по слухам и историческим свидетельствам. И хотя мы с Егором тщательно уничтожили все упоминания о волчьих корнях поселка, но кто знает? Вдруг чего-то не доглядели?

— Николай Алексеевич поддерживал местных художников, — стараясь не показывать своего интереса к пришлому, продолжала я. — Он и сам довольно неплохо рисовал. Здесь вы можете увидеть его карандашные наброски.

Мы обошли почти все залы, оставалась только столовая, к которой я специально вела гостей кружным путем.

— Как вы успели заметить, в доме много картин и предметов искусства. Все они привезены генералом из многочисленных поездок по стране. На средства Брагина в соседней деревне была возведена шатровая церковь, во имя Живоначальной Троицы, которая также является памятником архитектуры. Если вам интересно, можете на обратном пути осмотреть и ее. В храме довольно необычная роспись и почти полностью сохранившийся фарфоровый иконостас.

Мой рассказ подходил к завершению, и я заторопилась. Хорошо бы побыстрее накормить «гостей» и отправить их восвояси, иначе они еще долго тут топтаться будут.

Я распахнула двери в столовую и подошла к накрытому столу.

— А сейчас, после пищи духовной, предлагаю всем насладиться пищей телесной. Прошу, господа.

Господа радостно загалдели. Они столпились вокруг накрытого стола и принялись разливать коньяк. По комнате поплыл звон бокалов, лица мужчин раскраснелись, закуски стали исчезать прямо на глазах. Особенно усердствовал лысый. Я удивленно наблюдала, с каким аппетитом он поглощает бутерброды с ветчиной и канапе с икрой, и с тоской думала о том, что нужно было брать не четыре банки, а пять. Слишком уж быстро исчезала с подноса зернистая закуска.

— Витя, ну-ка, плесни мне коньячку, — весело распорядился «Лужков».

— Может, водочки? — изогнулся перед ним лысый.

— Не, водку, как в том анекдоте, сами пейте, — хохотнул Владимир Васильевич.

— Что за анекдот? — заинтересовался «Шаляпин».

Судя по тому, что его лицо было мне незнакомо, мужик явно не из министерства.

— Витя, расскажи, — приказал «Лужков» лысому.