Посреди комнаты, точно яркий костёр, сиял улыбчивый Иль. Увидев Руту, он засветился пуще прежнего. А та только и смогла, что спросить:
— Где Арен?
— Так ведь он всё тебе вчера рассказал. Раз видишь меня днём, то сама знаешь, где, — Иль замялся. — Брат сказал, что ты нас любишь одинаково, а раз так, нечего обоим мучиться. Булочку мне вручил. Теперь я человек и могу к тебе посвататься. Или ты не рада?
Рута смотрела на него, милого, пригожего, ради неё готового на всё на свете, и не радовалась. Не говоря ни слова, она выбежала во двор.
Что же теперь делать? Вот так вот взять да и остаться с Илем, потому что братья сами всё решили? Бежать в лес? Но зачем? Арен теперь волк, всё с той же душой, но волк, с клыками и серой шкурой. Навсегда!
— Как ты мог? — глотая слёзы, прошептала она то ли Илю, то ли Арену.
Взгляд метнулся по двору, как синица, пойманная в клетку, и остановился на ярком сполохе, мелькнувшем у поленницы. Сначала появилась белая голова, а потом вместо неё — полупрозрачная лисица. Она глянула на Руту и растаяла в воздухе. Осталась только горсточка жёлто-оранжевой морошки.
О чём Рута думала, когда положила душистые ягоды в рот? О синих глазах, которых не увидит? О поцелуе, который не повторится? Рута просто хотела быть с ним. Неважно, где. Неважно в каком обличье. Когда она проглотила морошку, захотела громко, во всю мощь лёгких выкрикнуть: «Арен!»
Но вместо этого молодая волчица задрала острую морду к солнечному небу и протяжно завыла, зовя своего единственного, серошкурого, синеглазого.
«Ты о них позаботься», — подумала Рута, переведя взгляд сначала на родителей, а потом на Иля. Больше она в сторону дома не посмотрела. Помчалась к лесу — страшному, волшебному, полному самых настоящих чудес. Из которых ей нужно было только одно.
Остановилась, лишь когда вступила в тень сосен.
Деревья зашумели, выпуская из-за стволов зверя. Сколько он ждал её здесь? С самого рассвета? Или с самого начала времён? Хоть волки и не умеют улыбаться, Рута точно знала, что Арен счастлив.