Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

Почти одновременно с «Ивановым» шла в театре Корша пресмешная пьеса Ивана Щеглова «В горах Кавказа». Тогда же появилась в продаже и книга этого же автора «Гордиев узел»; и пьеса и книга брату Антону и мне очень понравились: в них было что-то свежее, молодое, прыскавшее юмором, как из фонтана. Каково же было наше удивление, когда этим самым Иваном Щегловым оказался отставной капитан, да еще совершивший турецкий поход и участвовавший во многих сражениях, — Иван Леонтьевич Леонтьев. Антон Павлович скоро познакомился с ним, они быстро сошлись, и Жан, как прозвал его Чехов, стал частенько у нас бывать. Он оказался необыкновенно женственным человеком, любвеобильным, смеявшимся высоким, тоненьким голоском, точно истерическая девица. Беллетристическое дарование у него было недюжинное, но после успеха «В горах Кавказа» он поверил в свой драматический талант, сбился на театр, и из этого ничего не вышло. Его приезд к нам в Москву был всегда желанным, он всякий раз был так мил и ласков, что не симпатизировать ему было невозможно. Щеглов был очень сентиментален, присылал нашей матери открытки с цветочками, написанные таким «трагическим» почерком, что трудно было разобрать, и не упускал ни малейшего случая, чтобы поздравить ее с праздниками, с днем ангела или рождения. Антон Павлович очень журил его за пристрастие к театру, но Жан Щеглов оставался непреклонен и, несмотря на всю мягкость своего характера, неумолим. Так его театр и сгубил. Следующие его пьесы успеха не имели, он впал в уныние и умер во цвете лет. Это он, этот самый Жан Щеглов, дал Антону Павловичу за его необыкновенные успехи в литературе кличку «Потемкин». Так Чехов иногда и подписывался в своих письмах. Нежность и хрупкость Жана всегда трогали Антона, и он писал ему иногда так: «Жму Вашу щеглиную лапку». И действительно, в Жане Щеглове было что-то такое, что делало его похожим на птичку.

Тогда же в Малом театре в Москве шла «потрясающая» драма П. М. Невежина «Вторая молодость», имевшая шумный успех. В сущности говоря, эта пьеса была скроена по типу старинных мелодрам, но в ней играли одновременно Федотова, Лешковская, Южин и Рыбаков — и публика была захвачена, что называется, за живое и оглашала театр истерическими рыданиями, в особенности когда Южин, игравший молодого сына, застрелившего любовницу своего отца, является на сцену в кандалах проститься со своей матерью, артисткой Федотовой. Пьеса делала большие сборы.

На одном из представлений «Второй молодости» Антон Павлович встретился в фойе Малого театра с Невежиным. Они разговаривали об «Иванове» и о «Второй молодости».

— Ну, что вы еще пописываете? — спросил сверху вниз у молодого Чехова уже старый драматург.

— А что вы пописываете? — спросил в свою очередь Чехов.

П. М. Невежин с гордостью ответил:

— Разве после «Второй молодости» можно еще что-нибудь написать?

Я встречался с этим Невежиным не раз. Он перешел потом на беллетристику и часто приносил мне свои романы.

— Вы только прочтите! — говорил он. — Очень интересный роман! Не оторветесь! Замечательный роман! Захлебнуться можно!

На Ф. А. Корше мне хочется несколько остановиться.

В Москве жила антрепренерша мадам Бренко, про которую Антон Чехов как-то сострил, что она производит свою фамилию от немецкого глагола «brennen», что значит «гореть, прогорать». Вскоре после открытия в Москве памятника Пушкину там же, на Тверской, братья Малкиель выстроили большой дом и в нем театр. Про них тогда распевали с открытых сцен куплетисты:

А на Тверской чей дом большой?
А на Неглинной чей дом большой такой и длинный?