Воины снегов

В истории каждого мира бывают узловые точки. Обычно это какое-то мелкое, незначительное на первый взгляд событие или эпизод. Тут всё дело в том, что окончиться он может по-разному, но оба (или больше) исхода абсолютно равновероятны. И в этой точке, начиная с этого момента, тропа истории раздваивается. Возникают как бы два параллельных мира, которые могут развиваться в разном времени. Ничего этого Гуэркен, конечно, не знал. Он просто выбирал оптимальное решение. И выбрал.

— Что ж, значит, мне придётся пережить горькие дни, пока ты не простишь старика, — вздохнул охотник. — Нельзя оставлять его здесь. Море может обидеться на людей, а это очень опасно.

— Ну, деда!!

— Я люблю тебя, девочка, но нельзя подвергать людей опасности ради твоей прихоти. Ты уже не маленькая и должна учиться отказывать себе в некоторых удовольствиях.

— Всё, я обиделась!

— И напрасно! — сказал Гуэркен, прикидывая, куда лучше ударить — в грудь или в шею.

Рука старого охотника не дрогнула, и мальчишка умер почти мгновенно. Его личная вселенная перестала существовать, а мир, в котором он мучился недолгие свои годы, остался. В нём живём и мы с вами.

Но при этом возникла ещё одна реальность, в которой итог размышлений старика был иным. Он слишком сильно любил внучку, а потому вздохнул и сказал:

— Ладно! Давай сделаем так: мы дадим ему человеческую еду и питьё. Если он сможет принимать это, то останется с нами и будет твоим рабом, игрушкой. Если же откажется, мы вернём его морю, и ты не будешь обижаться на деда!

— Давай, давай! — обрадовалась девочка.

— Эй, ты! — Гуэркен слегка потыкал древком в рёбра мальчишке. — Вставай, хватит лежать!

Когда они добрались до начала тропы, девочка, шедшая последней, дёрнула Никитку за подол мокрой рубахи. Он оглянулся и увидел протянутую ему ладошку:

— На, возьми!

— Благодарствую, — буркнул мальчишка и забрал свой нательный крестик.

В тот день Никитка впервые в жизни узнал, что такое быть сытым. Он глотал что-то жёсткое, скользкое, волокнистое и вонючее, пил какую-то тёплую зеленоватую бурду. Впрочем, до вкуса, цвета и запаха дела ему не было. Потом его чуть не стошнило, но он подумал, что больше кормить не будут, и удержался. О том, что это спасло ему жизнь, он узнал лишь много лет спустя. Засыпая поздно вечером, мальчишка с изумлением понял, что с тех пор, как оказался на этом берегу, его никто ни разу не ударил!

Впрочем, в будущем Никиту ждало немало пинков и оплеух, но все вместе они не шли ни в какое сравнение с тем, что он пережил раньше — таучины относились к своим рабам несколько иначе, чем русские хозяева к холопам. Что же до коча... Никто, конечно, не попытался найти и спасти потерпевших крушение — ни в нашей, ни в иной реальности. Морских экспедиций вокруг Полуострова «на свой страх и риск» в том веке предпринималось немало. Единицы уцелели и даже обогатились, но большинство просто сгинуло, не оставив следа ни в памяти людской, ни в документах.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Очевидец о таучинах (XVIII век): «...Они наравне

с страною своею крайне дики, суровы, необузданны

и жесточае всех сибирских народов...»

Глава 1 ПОЕЗДКА

Вызов к начальству не сулил Кириллу решительно ничего хорошего. За что его будут бить, учёный догадывался: в институте он работает шестой год, имеет должность научного сотрудника, а диссертацию всё никак не защитит. Более того, он никак не выйдет даже на финишную прямую, когда идёт увязка и утряска собранного материала. Три года назад он, по настоянию начальства, обрёл статус аспиранта-заочника. Это, как ему объяснили, необходимо для повышения его — Кирилловой — самодисциплины. Только данная дисциплина у молодого «нэ-эса» не повысилась, и сейчас научный руководитель, он же директор, будет вправлять ему мозги, причём за дело. Кроме того, нависла вполне реальная опасность, что Кирилла переведут на другую тему и диссертацией придётся заниматься не в рабочее, а в личное время.

Нет, Кирилл Матвеевич Иванов вовсе не был растяпой или неудачником, хотя и любил себя так называть. Ближние и дальние его знакомые придерживались иного мнения: внешностью, здоровьем и умом Бог его не обидел, и к тому же, в отличие от большинства людей, он занимался не тем, что нужно, а чем хочет. Многим это было даже как-то и обидно, потому что завидно. Кирилл же полагал, что Бог тут ни при чём. Просто его воспитанием занимались не родители, которых он не помнил, а, в основном, странная женщина — якобы отцова тётка.