Воины снегов

— Э-э-э... Послушайте... — Кирилл напрягся изо всех сил, пытаясь сформулировать главный вопрос — тот, после которого станет ясно, о чём и как спрашивать дальше. — Э-э-э... Послушайте, но зачем всё это? Почему вы здесь, ведь Сталин давно умер, даже перестройка с гласностью давно миновали! Там, за барьером, другая страна! Она бедная, в чём-то уродливая, в чём-то смешная, но она НОРМАЛЬНАЯ! А вы здесь... Почему такая разница во времени? А где все остальные? Не понимаю...

Кирилл запутался, смутился и замолчал. Селиверстов некоторое время задумчиво смотрел на него, как бы что-то решая для себя. Наконец, кажется, решил и сказал:

— Ты ещё молод, Кирилл, но... Но у меня складывается впечатление, что ты — учёный. Не в смысле рода деятельности, а по складу ума и, если хочешь, души. Наверное, и говорить с тобой надо соответствующе. Давай попробуем. Так вот, здесь, в полной изоляции от цивилизованного мира, оказалась группа исследователей — настоящих, между прочим, исследователей. Многие из нас были чуть ли не светилами в своих областях. И ни одного сталиниста — на ту «командировку» мы таких не взяли. Когда стало ясно, что смерть от голода и холода нам больше не грозит, встал вопрос, как и зачем жить дальше. При голосовании никто не воздержался, не подал голоса «против» — будем продолжать работать. Для кого? Для человечества. Понять и принять такое ты можешь?

— Да, пожалуй...

— Тогда слушай дальше. Согласно теории Щукина-Иванова существует бесконечное множество так называемых дубль-реальностей. Мы просто перешли из одной в другую. Эти реальности непрерывно возникают и исчезают. Что нового мы можем узнать при наших возможностях? Не много: исследовать пространственно-временную зону наложения-смыкания и попытаться понять механизм или причины дихотомии.

— Ничего себе — задачки!

— Масштаб, достойный исполнителей. Впрочем, любую сложную проблему можно свести к простому — узловому, так сказать — вопросу. Если одна реальность отделилась от другой, значит, произошло нечто значимое. Оно должно оставить материальные следы, верно? Так что же в этом мире есть такого, чего нет в нашем? Точнее, чего не было в нашем лет триста назад?

— Неужели выяснили?!

— Как тебе сказать... Этим вопросом занимались трое... Ну и, разумеется, возникло три теории или гипотезы, каждая из которых — единственно верная. Мы спорили больше двадцати лет... Я оказался прав, потому что пережил оппонентов — возражать стало некому.

— Это — аргумент, — обалдело поддакнул Кирилл.

— Увы, — качнул головой старик, — просто я был самым молодым, да и на «общих» работах пробыл недолго. У остальных лагерный стаж был о-го-го! Так что гордиться тут нечем...

— И как же по-вашему... Ну, почему миры-то раздвоились?

— Почему? — Глаза старика вдруг сверкнули фанатичным блеском. — Здесь и сейчас существует быстро растущая группа местного населения, которая устойчива к действию алкоголя! Все они, по семейным преданиям, происходят от одного предка! Всё дело в нём!

— Но... А у нас...

— В нашем мире этого предка не было! Или его потомки погибли! Все до одного!

— Но... Но откуда у вас такая информация?

— Поиски причин, поиски различий мы начали, конечно, с людей — с местного населения. Среди прочего стали делать простейшие анализы мочи и крови, которые тут в изобилии оставляли паломники, — Тгелету, сам понимаешь, туземцы поклонялись задолго до нашего появления.

— Анализы?! Здесь?!

— А что такого? Кое-какие химикаты у нас имелись, а чего не хватало, сварганили сами — специалисты среди нас были ещё те. В общем, оказалось, что среди местных таучинов изредка встречаются особи, в организме которых присутствует фермент, разлагающий алкоголь.

— Ну и что? А почему вы решили, что в прошлом нашего мира дело обстояло иначе? В семнадцатом-восемнадцатом веке никто ж анализов не делал! Откуда такие данные?

— По восемнадцатому веку информации действительно почти нет, зато её много по девятнадцатому. Тогда местное население поили все, кому не лень, хотя это и было запрещено правительством. И никто — понимаешь? — никто, ни один наблюдатель не зафиксировал хоть одного непьющего таучина! Хоть мужчину, хоть женщину!

— Н-ну... Разве это показатель?

— Да, показатель: стереотип поведения однозначно подтверждает, что устойчивых к алкоголю не было!

— Что-то я не пойму, Андрей Константинович, — признался Кирилл, — ведь параллельные миры — это различные исторические судьбы... Ну какое может иметь значение, с какой силой члены того или иного общества страдают с похмелья? Это ж бытовые мелочи...

— Это — не мелочи! — заявил Селиверстов и вдруг заговорил убеждённо и страстно: — Реакция на алкоголь обычно наследуется не сама по себе, а вместе с целым букетом других свойств! В том числе с инстинктивными программами! С программами, определяющими поведение людей иной расы! Той, которая тысячи лет назад прошла через революцию неолита — расы воров и тружеников, святых и подонков!!