Андрей замолчал, ожидая ответа на свои слова, которые, как ему казалось, прозвучали весьма убедительно. Тем не менее, вече молчало, пауза явно затягивалась. Кандидат на престол хотел заговорить вновь, повторно воззвать к благоразумию, требующему непременного присутствия в Новгороде полководца, причём именно из числа Ярославичей, следующего по старшинству за Фёдором и Александром, когда из толпы лениво проговорили:
— А чего ты спешишь на княжий стол, как голый в баню?
Вопрос был задан как бы нехотя, этаким в высшей степени ленивым тоном, но тем большее действие возымел он на застывших в напряжении людей. Сначала отдельные, неуверенные смешки зародились в разных местах Ярославова Двора, но всё больше вокруг наглеца, осмелившегося говорить такое самому великому князю Владимирскому и Суздальскому. Эти смешки рассыпались окрест и вскоре вернулись новой порцией веселья, усилившись и окрепнув, принялись разрастаться и шириться, набирая по дороге мощь. И вот уже хохочут все, кто собрался на вече. Смеются открыто, даже слегка нагловато, ухмыляются в бороды, подкручивают усы и крякают от сомнительной остроты.
Но что отвечать Андрею Ярославовичу? Повторять, что следует поторопиться для их же, новгородцев, блага? Не говорить же, в самом деле, о необходимости утереть нос выскочке Даниле…
И поскольку князь замешкался с ответом, из среды городских старшин, столпившихся на другом конце помоста, выступил посадник Олекса, откашлялся, степенно разгладил бороду и заговорил:
— Ты, Андрей Ярославич, на людей не серчай. Люди, они завсегда дело говорят. Вот как сейчас. Ну, подумай сам: кого нам теперь бояться? Шведам да немецким рыцарям наши дружины, возглавляемые твоим почившим братом (вечная наша благодарность и светлая память покойнику), наподдали знатно, ты сам о том сказал. Вряд ли они вдругорядь сюда сунутся. Югра да поморы — то данники наши, и мы что-то не слыхали, чтоб они бунтовать супротив нас вздумали. На юге у нас Киев с Данилой Романовичем. Спору нет, мощная то держава, да только разве Данила Романович не призывал тебя и дядю твоего Святослава Всеволодовича… — посадник сделал едва уловимую паузу, но претендент всё же уловил её, — …к миру? Разве не заставил вас клясться в том на могиле отца и брата? Разве сам Данила Романович не обещал уважать свободу северных земель? Да оно и понятно: ему требуется время, дабы укрепить собранное недавно королевство. Ну, и кроме того, Данила Романович расширяет свои владения на юг, это ни для кого не секрет. А татарва… Что ж, эти действительно не прочь пожировать за наш счёт. Да только путь в нашу землю лежит для них через Киев, а южане показали уже, что берут за право прохода слишком высокую пошлину, которую собака Бату был не в силах заплатить.
Посадник гордо поднял голову, скрестил на груди руки. В толпе послышались одобрительные возгласы.
— Так что не взыщи, Андрей Ярославич, но мы не видим, какая такая угроза нависла нынче над Великим Новгородом, а значит не понимаем причины, по которой ты так торопишься занять опустевший со смертью брата престол, — докончил он.
— А ведь Олекса Игоревич дело говорит, — подал голос архиепископ Спиридон, подходя к посаднику. — Так что объясни, Андрей Ярославич, почто порешь горячку, да смотри, не увиливай.
— А чего ж я буду объяснять… — начал тот, пытаясь на ходу подыскать ещё какой-нибудь убедительный аргумент, но в голову не приходило ничего путного. Князя сильно раздражала и даже бесила отвратительная манера здешних людей величать друг друга по имени-отчеству, словно все они были князьями. И когда Спиридон назвал посадника Олексой Игоревичем, Андрей едва сумел подавить инстинктивное негодование.
— Ты настоял, дабы мы скликали вече, тебе и ответ держать, — с лёгким нетерпением заметил архиепископ.
Андрей почувствовал, что всё идёт не совсем так, как надо… то есть совсем даже не так, как он ожидал! Если в головы новгородцам втемяшилось, что опасность им не грозит…
Да нет, не может того быть! Никак не может.
— Если король Данила расширяет свою державу на юг, то рано или поздно он позарится также на северные земли, — Андрей решил стоять на своём до конца.
— Сейчас Данила Романович занимается ордынцами, и ему лучше обеспечить покой на своей северной границе. Так что войной на нас он пойдёт скорее поздно, чем рано. А раз так, то рано и говорить о том. Разве я не прав, Спиридон Фомич? — И посадник выразительно посмотрел на Спиридона.
Архиепископ с важным видом кивнул:
— Правда твоя, Олекса Игоревич.
Новгородцы одобрительно загудели. Силясь перекрыть всеобщий гам, Андрей громко спросил:
— А рыцари?!
— Ты это серьёзно, княже? — вступил в спор тысяцкий Сбыслав. — Четыре сотни знатных немцев полегло на льду Чудского озера, ещё полсотни у нас в плену. Кто ж теперь к нам сунется?
— Когда мой покойный брат разгромил шведов, никто и помыслить не мог, что вслед за ними здесь объявятся крестоносцы.
— И этих мы разбили, слава Богу, — парировал тысяцкий.
— Не вы, а мой брат, князь Александр! — негодующе воскликнул Андрей.