Читаем Войны несчитанные вёрсты полностью

Я посмотрел на Чуйкова, он тоже молчал, вопросительно поглядывая на командующего фронтом, и невольно вспомнилась наша встреча на берегу Волги в памятные дни, вернее, в памятный последний день 1942 года - в день нашего первого знакомства с возглавляемой им армией. Тогда мы, проскочив под запоздалым огнем противника через широкую ледяную гладь, стояли на самом краешке берега главной реки России. От тех мест и тех событий нас сейчас отделяли почти два с половиной года беспрерывных, в основном наступательных боев и тысячи не считанных (ибо фронтовые дороги не равны отрезкам прямой линии, проложенной на карте с помощью линейки), но запомнившихся на всю жизнь верст, через край заполненных сражениями, радостями побед и горечью безвозвратных потерь.

И было что-то величественно символическое в том, что именно здесь, на вражеской земле, на берегах широкой немецкой реки, готовились к штурму столицы фашистской Германии войска той самой армии, которая сравнительно недавно по историческому масштабу отсчета времени стояла насмерть у берегов Волги, выстояла и теперь живым олицетворением всенародного возмездия готова была подняться на штурм последней крепости кровавого фашизма.

Я собрался было, пользуясь паузой, напомнить В. И. Чуйкову о нашей встрече на том исходном рубеже победы, но В. И. Казаков, который уже несколько раз перед этим досконально изучал циферблат своих наручных часов, взглянул на них еще раз и коротко спросил:

- Разрешите дать условный сигнал?

- Добро! - решительно произнес Г. К. Жуков, поднимаясь из-за стола первым.

В. И. Казаков снял трубку стоявшего перед ним телефона и отчетливо произнес:

- Родина!

Когда мы вышли из землянки к стереотрубам, перед глазами открылось зрелище мощнейшей ночной артиллерийской подготовки, превосходившей даже внешне все, что довелось видеть до сих пор. В расположении противника в полыхании раскаленно-красного зарева рвались тысячи снарядов и мин. Прогромыхав над головами ревущими на предельных оборотах двигателями, волны бомбардировщиков обрушили свой смертоносный груз на ближние и дальние цели, черное беззвездное небо располосовали огненные следы полета тысяч реактивных снарядов.

Огонь был настолько ошеломляющим, что противник только в самом начале попытался огрызнуться, а затем его оборона словно вымерла.

После заключительного залпа реактивной артиллерии перед нашими взглядами развернулось еще одно незабываемое зрелище - вспыхнули расставленные в тылу наступавших войск мощные прожектора числом до 140.

Представьте себе мгновенное наступление дня в дымном покрове предрассветной густой темени, представьте, как голубоватые, ослепительно яркие полосы света, тревожно подрагивая, пробиваются сквозь дым разрывов, буквально обрушиваются на оборону противника; как в этом море искусственного мерцающего света поднялись в атаку пехотные цепи, причем отсюда, с наблюдательного пункта, можно было в стереотрубу рассмотреть даже складки смятых шинелей на бойцах, идущих в рост на ослепленного прожекторами противника.

Внезапность и мощь огневого удара в сочетании с необычностью примененных средств обеспечили желаемый начальный успех. К рассвету наши войска очистили первую и ринулись на штурм второй полосы обороны противника.

Всю первую половину дня к нам поступали доклады об успешном развитии наступления. Однако во второй половине в докладах начали пробиваться тревожные потки. Войска, преодолев равнинные участки обороны, приблизились к Зеловским высотам, где были встречены сосредоточенным огнем артиллерии и ударами авиации, базировавшейся на берлинских аэродромах. Нам стало ясно, что впереди укрепления противника такой прочности, что с ходу их не взять.

Действительно, дальнейшие усилия успеха не принесли, и только ввод на направлении главного удара двух танковых армий позволил наконец к исходу 17 апреля прорвать вторую оборонительную полосу и две промежуточные позиции, а к исходу 19 апреля третью оборонительную полосу - теперь уже последнюю на подступах к столице фашистского государства.

Положение несколько осложнялось тем, что в те дни наш фронт действовал на этом направлении в одиночестве.

2-му Белорусскому, войска которого были основательно вымотаны тяжелыми боями в ходе ликвидации восточнопомеранской группировки противника, еще предстояло преодолеть Одер в его нижнем течении, где он образует два широких и очень глубоких (до 10 метров) русла, каждое из которых заблаговременно укреплялось противником в предвидении неизбежного здесь наступления. Таким образом, учитывая также, что и пополнение поступало на соседний фронт в значительно более скромных размерах, чем на наш, мы могли ожидать от него активной помощи не ранее как 24-25 апреля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии