Воинский эшелон

Он говорил так, что мороз пробирал по коже. Он умел говорить, наш комвзвода, ему бы не лейтенантом быть, а марксизм читать.

— Что же, — спрашивал Сережа, — трусите? Значит, наш взвод —из трусливых щенков? — И вдруг кончил: — Кто трусит-пусть остается. Комсомольцы, вперед!

Это прозвучало совсем неожиданно и для меня, и для всех. Потом только, соображая, что произошло, я вспомнил, что во взводе у нас только трое или четверо были не комсомольцами, а поэтому команда Сережи, в общем-то, была бессмысленна, с таким же успехом мог сказать: Взвод, вперед. Но он сказал именно так — комсомольцы, вперед — и я шагнул вперед.

Я шагнул не один, со мной шагнул весь взвод. Но я шагнул, глядя на Сережу, нашего Данко-лейтенанта, на озеро, длиной метров в пятьсот, совсем забыв, что большее, на что я способен—четыреста метров на значок «Готов к труду и обороне», да и то в бассейне, где, проплыв двадцать пять метров, можно подержаться за какую-нибудь висюльку или просто за доску; шагнул, думая лишь о том, что я тоже комсомолец, хоть и принятый оптом, и не могу, не имею никакого права ни на какие отступления.

Я вошел, в воду, взяв в левую руку узелок с бельем и автомат. Сапоги я оставил на берегу, они бы меня утопили. Впереди плыл Сережа, все время оглядываяеь и улыбаясь нам ободряюще. Он плыл легко, свободно, и я пытался делать так же, И это вначале удавалось. Но потом я стал захлебываться, перехватило дыхание, и я поплыл тише, оказался в середине нашего взвода. Рядом пыхтел Алешка, и я только сейчас неожиданно понял, что се ним мы поменялись сапогами, Стало до слез обидно — ведь я протопал в его сапоге столько километров и стер ногу, она горела даже сейчас, в прохладной воде.

На полдороге я окончательно выбился из сид и стал глотать воду, но Алешка крикнул мне, чтобы я плыл на спине, Я обрадованно перевернулся, стало гораздо легче, и я побарахтался вперед, выбиваясь из сил и стараясь не отстать от Алешки. Впереди послышалось «ура», но я не мог посмотреть, потому что плыл на спине, только сильнее заработал ногами, а скоро задел дно, вскочил в мутной воде, вскочил и, стреляя на ходу, как и все, бросился вперед.

Общее ликование, общий ритм и стремление вперед ухватили меня, и я мчался по колючей траве вместе со взводом, радуясь и побеждая.

Сережины слова — комсомольцы, вперед! — будто обновили, перевернули нас. Я бежал по траве, обстреливая «противника», и в голове моей короткими зуммерами, по слогам звучали эти слова: ком-со-моль-цы — впе-ред! Ком-со-моль-цы-впе-ред!