Оказалось, что это Сизов. Тот самый Димка, тезка мой, который тогда, при стычке с зеленоглазым, за меня горой был.
— Ну, идем, Димка!
Мы нарочно не сели в автобус. Шагаем не спеша пешочком, разглядываем улицы, магазины, встречных девчонок.
Хорош город Иркутск, ничего не скажешь. Мы добрели до самой Ангары. Вода в ней — будто стеклянная. На дне каждый камешек видно. Кинули по монетке, на счастье. Попробовали на вкус ангарской водички — аж зубы ломит.
Мы идем себе потихоньку, болтаем о том, о сем. Я рассказываю Димке, как мы ходили в увольнение, когда я в армии был. Ждешь, ждешь целую неделю долгожданного воскресенья, трясешься, как бы наряд вне очереди не прихватить, а уйдешь в город, набродишься за день и мчишься обратно в часть, как в дом родимый. Отвыкаешь за службу от штатской жизни, и все там кажется каким-то не таким, чужим. Зато в казарме и коечки, серыми одеялами застланные, своими кажутся, и даже старшина-придира и тот вроде роднее после увольнения.
Димка со мной спорит, не соглашается. Что, мол, там, в армии-то, хорошего. Поспать не дадут. Лишнего шагу не сделай. В клозет и то без разрешения не уйдешь. То ли дело дома, в городе! Вольная птица! Куда хочешь, туда летишь, На танцы? На танцы! В кино? В кино! И сам себе голова…
Мы, в общем, не спорим. Я-то Димку понимаю, а он меня и не поймет, пока сам не послужит… Он, конечно, тоже в чем-то прав…
В универмаге полно народу. Мы ходим по этажам, разыскивая кубок. Над головами плавают гроздья воздушных шаров, где-то пиликает гармошка. Мы шагаем, за пять дней отвыкшие от женского общества, и нам кажется, что все продавщицы, девчонки в голубых халатиках, только и смотрят на нас. Только нам и улыбаются.
Нам нравится это, и мы ходим от прилавка к прилавку и требуем показать то, другое, крутим в руках ненужные нам вещи. —
— Димка, — спохватился я, — нам ведь надо еще кубок и телеграмму.
— Ага, — говорит Димка и стоит на месте, уставившись на флаконы парфюмерного отдела.
— Ну же, — дергаю я его за рукав. Димка, как бычок, прочно стоит на месте. А-а, вон в чем дело…
— Девушка, — говорит Димка,— дайте мне вот эти духи.
Девчонка подплывает, как лебедь. Удивительное у нее лицо. Глаза будто две маслины, лицо белое как снег — ни единого пятнышка, а волосы рыжие-рыжие, даже кажутся красными.
Димка покупает духи и сует их в карман.
— Слушай, — говорит он, — ты иди, а я сейчас тебя догоню.
— Нет уж, — отвечаю я, — лучше уж ты стой возле парфюмерии. А я тебя найду.