Сравнение конечно же оказывалось не в нашу пользу. Но что было тому виной? Забывчивость, элементарное невежество или умышленное извращение истории? В то время когда толпа выносит суждения, руководствуясь внешними признаками и поверхностным знанием, для прессы и руководителей общественной мысли и политики было непростительно делать выводы на той же скудной основе. Неужели они забыли, что войны, которые вела Франция, явились
Напротив, в России (в особенности на взгляд поверхностного наблюдателя) война стала важнейшей
Но существует еще одно обстоятельство, которое совершенно исключает всякую возможность сравнения положения Франции после ее революции с ситуацией в России 1917 года. Французская армия перед победами при Вальми и Жемаппе имела более двух лет для спокойной подготовки. Вся она была набрана из молодежи, еще не подвергшейся развращению от тесного контакта с революционным брожением. Благодаря чему Франция получила возможность два года готовиться к решительной схватке – совсем другой вопрос, который я не стану здесь затрагивать, поскольку эта передышка от Франции не зависела. Остатки французской королевской армии повели себя недостойно, так как сразу же после революции эти войска явили, хотя и в меньшей степени, такие же сцены разброда и разложения, которые наблюдались в нашей стране. Они точно так же позорно бежали от слабых ударов германских и австрийских отрядов, как бегали и наши «товарищи».
Таковы были, как сказано выше, важнейшие особенности, определявшие внутриполитическую жизнь в России. Российская внешняя политика уделяла основное внимание Ближнему Востоку. Этот интерес особенно возрос после так называемой Балканской войны 1911–1912 годов, которая закончилась распадом существовавшего прежде антитурецкого союза небольших Балканских государств[3].
К этому неожиданному разрыву явно приложила руку дипломатия Центральных держав. В данном случае германская политика следовала по проторенной дороге. Именно эта германская политика после японо-китайской войны[4] пробудила разногласия между Россией и Японией.
Основной причиной этих разногласий стало занятие Россией Ляодунского полуострова с Порт-Артуром, произошедшее по соглашению с Китаем и в противовес планам Германии, которая оккупировала город Киао-Чао в заливе Цзяоджоу[5].
Впоследствии Германия, желавшая ослабить своих вероятных противников, при поддержке Южно-Африканских республик способствовала развязыванию Англо-бурской войны. По аналогичной причине Германия с удовольствием дала согласие на предпринятую Италией колониальную войну в Триполитании.
В течение последующих нескольких лет все войны, в которых участвовали цивилизованные народы, тем или иным способом были подготовлены германской дипломатией, направлявшейся этим «богом войны» – императором Вильгельмом. Достаточно вспомнить телеграмму, направленную им президенту Трансваальской республики Крюгеру в момент, когда это маленькое государство должно было сделать выбор между миром и войной с Великобританией.
Германия, разжигавшая эти конфликты, рассчитывала на ослабление своих будущих противников и на подрыв их экономики.
Таким образом, разрыв между союзными Балканскими государствами произошел не без участия германской дипломатии. Способствовать ему было совсем не сложно, поскольку интересы этих государств были в высшей степени сложны и запутаны, а дележ захваченных у поставленной на колени Турции территорий поистине явился для Балканских государств яблоком раздора. Однако было бы ошибкой считать, что балканский вопрос и тесно связанный с ним славянский вопрос в 1914 году имел для Германии какую-нибудь важность. Теперь, когда эти события отошли в прошлое, мы видим, что проблемой, которая более всего заботила Германию, было ее соперничество с Англией. Тот факт, что в нынешней войне Германия не рассчитывала встретить в лагере своих противников Великобританию, только подтверждает эту мысль. В данном случае Германия просто следовала своей привычной тактике, которая предписывала ей напасть на слабейшего из своих оппонентов и попытаться его уничтожить, чтобы облегчить в дальнейшем борьбу с основным противником. Разумеется, правительства заинтересованных европейских держав понимали, к чему стремится Германия, и намеревались начать войну одновременно, чтобы лишить ее возможности разбить своих противников поодиночке.