Воин-Пророк

Чтобы возместить ущерб, причиненный по его недосмотру, падираджа собрал воинство, достойное его предков, некогда ведших джихад. В него входили те, кто выжил при Анвурате, — около шестидесяти тысяч сильных воинов, под командованием несравненного Кинганьехои, отказавшегося от вражды с падираджой; гранды Чианадини, родины кианцев, и с ними около сорока тысяч кавалеристов под командованием блестящего и безжалостного Фанайяла, сына Каскамандри; и давний данник Каскамандри, Пиласаканда, король Гиргаша, чей вассал вел с собой тридцать тысяч чернокожих фаним и сто мастодонтов из языческого Нильнамеша. Эти последние вызывали у падираджи особенную гордость, а его дочери при виде неуклюжих гигантов ахали и хихикали.

Когда спустился вечер, падираджа приказал штурмовать стены города, в надежде воспользоваться смятением, охватившим идолопоклонников при виде его преимущества. Принесли лестницы, сделанные еще плотниками-айнрити, прикатили единственную осадную башню, захваченную в целости и сохранности, и вдоль стен, примыкающих к вратам Слоновой Кости, вспыхнул яростный бой. Мастодонтов впрягли в огромный таран, окованный железом, — тоже сделанный Людьми Бивня, — и вскоре раскатистый рокот барабанов и трубные вопли слонов перекрыли крики дерущихся. Но железные люди отказывались сдавать стены, и кианцы с гиргашцами понесли ужасающие потери — в том числе четырнадцать мастодонтов, сожженных заживо кипящей смолой. Младшая дочь Каскамандри, прекрасная Сироль, расплакалась.

Когда солнце наконец зашло, Люди Бивня встретили темноту с облегчением и ужасом. С облегчением — потому что сегодня сумели спастись. А с ужасом — потому что все равно были обречены.

Низкое стаккато барабанной дроби.

Пройас — рядом с ним стоял Найюр — прислонился к известняковому парапету на вершине Роговых Врат, глядя через бойницу на грязную равнину внизу. Окрестности кишели кианцами, которые стаскивали вещи и палатки айнрити на огромные костры, устанавливали яркие шатры, подновляли частоколы и земляные валы. Отряды всадников в серебристых шлемах патрулировали холмы.

Айнрити пришлось занять те же самые места, чтобы обстреливать нападающих; обгоревшая махина осадной башни стояла на расстоянии броска камня от того места, где устроился Пройас. Принц крепко зажмурился; глаза жгло, словно огнем. «Этого не может быть! Только не это!»

Сперва эйфория, — полный экстаз! — вызванная падением Карасканда. Затем падираджа, который так долго оставался не более чем слухом об огромных силах, скапливающихся на юге, материализовался на холмах у города. В голове у Пройаса билась одна-единственная мысль: кто-то совершил чудовищную ошибку; все уладится само собой, как только прекратится хаос грабежей. Эти отряды всадников в шелковых одеяниях — они не могут быть кианской кавалерией. Язычники были смертельно ранены под Анвуратом — уничтожены! Священное воинство взяло могучий Карасканд, великие врата Ксераша и Амотеу, и уже готово вступить в Священные земли! Они так близко!..

Так близко, что в Шайме — Пройас был в этом уверен — видели на горизонте дымы Карасканда.

Но кавалеристы действительно были кианцами. Они охватили город огромным кольцом, и над ними реял Белый Лев падираджи. Они жгли оставшиеся без защиты лагеря айнрити, убивали больных и гнали прочь безумцев, которым хватало глупости препятствовать их продвижению. Каскамандри пришел. И Бог, и надежда покинули Людей Бивня.

— Сколько их, на твой взгляд? — спросил Пройас у скюльвенда, который стоял, скрестив покрытые шрамами руки поверх чешуйчатого доспеха.

— А какая разница? — отозвался варвар.

Его бирюзовый взгляд раздражал Пройаса, и принц снова принялся осматривать затянутые серым дымом окрестности. Вчера, когда масштабы бедствия постепенно прояснились, Пройас раз за разом спрашивал себя: почему? Почему? Его мысли, словно обиженный ребенок, топтались вокруг его благочестия. Кто из Великих Имен трудился столько, сколько он? Кто совершил больше жертвоприношений, вознес больше молитв? Но теперь Пройас не смел задаваться этим вопросом.

К нему вернулись мысли об Ахкеймионе и Ксинеме.

«Это ты, — сказал тогда маршал Аттремпа, — все предал…»

«Но это же во имя Бога! Ради славы Господней!»

— Большая разница! — прошипел Пройас.

Он знал, что скюльвенд ощетинится, заслышав подобный тон, но его это не волновало.

— Нам нужно найти способ выбраться отсюда!

— Вот именно, — отозвался Найюр, внешне совершенно невозмутимый. — Нам нужно найти способ выбраться отсюда. А насколько велико воинство падираджи — неважно.

Нахмурившись, Пройас снова повернулся к бойнице. Он был не в том настроении, чтобы выслушивать замечания.

— А как же Конфас? — спросил принц. — Возможно ли, что он солгал насчет запасов еды?

Варвар пожал могучими плечами.

— Нансурцы умеют считать.

— А еще они умеют лгать! — сорвался Пройас.

Ну почему этот человек не может просто отвечать на вопросы?

— Ты думаешь, Конфас сказал правду?

Найюр сплюнул за край древней каменной стены.

— Придется подождать… Посмотрим, останется ли он жирным, когда мы отощаем.