Воин мочика

Трейси начала бормотать извинения и еще через несколько минут беспрестанных изъявлений благодарности сеньору Монтеро за щедрость и вклад в науку, а также моих заверений, что я непременно нанесу визит ему на фабрику, мы начали расходиться. Трейси благоразумно — как мне предстояло выяснить на собственном опыте, — попятилась, я же просто развернулась, в результате чего знакомство мое с сеньором Монтеро завершилось ощутимым щипком за мягкое место. Я настолько не привыкла к подобному обращению — меня не щипали за это место с тех пор, как я в восемнадцать лет путешествовала по Италии, — что совершенно опешила и даже ничего ему не сказала. Однако, умея учиться на своих ошибках, мысленно зареклась впредь поворачиваться спиной к сеньору Монтеро.

— Средь всего мирового запаса ругательств, красочных и выразительных самих по себе, еще не изобретено такого, которое было бы достойно этого человека! Карлос Монтеро — само по себе ругательство! — прошипела я Трейси, едва мы отошли достаточно далеко, чтобы он нас не слышал. — Теперь я понимаю, отчего вы считаете, что Лучо вполне безобиден. Еще бы! Он просто-напросто тычет в вас пистолетом. А этот тип сперва утопит в слюнях, а потом ущипнет за задницу!

Трейси хихикнула:

— Ой! Надо было мне вас предупредить!

Я пронзила ее убийственным взглядом, но мне ничего не оставалось, кроме как засмеяться.

Заручившись приглашением Монтеро, я нашла предлог посетить «Параисо» на следующий же день. На гасиенде не было телефона, и часть так называемого спонсорства Монтеро заключалась в позволении пользоваться его телефоном и факсом. Стив попросил меня отослать факс одному из своих коллег на родине с просьбой временно раздобыть где-нибудь рентгеновский аппарат для более детального обследования Бенджи.

Фабрика «Параисо» располагалась по ту сторону магистрали, к северу от поворота на гасиенду. Раскинувшийся комплекс невысоких зданий, выкрашенных облупившейся розовой краской, включал саму фабрику, магазин и небольшую бензоколонку. Монтеро и впрямь был главным бизнесменом местного масштаба.

Ни в магазине, ни на бензоколонке его видно не было, поэтому я прошла в самое дальнее строение через дверь, по обеим сторонам от которой стояли большие керамические вазы с рисунками в стиле мочика. За дверью, в маленькой темной прихожей, находился стол, а на нем — различные керамические вещицы, включая три или четыре горшка со стремевидными горлышками и множество зверей, самыми примечательными из которых являлись морские львы и олени. Коридор вел направо, и я по очереди прошла через три маленьких смежных комнатушки.

В следующем помещении располагалось что-то вроде маленькой выставки. На стенах висели плакаты, объясняющие, как именно индейцы мочика изготавливали свою керамику. Однако я не успела толком оглядеться по сторонам, как ко мне тихонько подошла застенчивая хрупкая женщина.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Я ищу Карлоса Монтеро, — объяснила я. И на всякий случай добавила: — Меня послал Стив Нил, из археологической экспедиции.

Упаси господь, Монтеро еще решит, будто я явилась по собственному почину. Из соседней комнаты донеслось кряхтенье, скрип кресла — это сам хозяин фабрики поднимал свои необъятные телеса, чтобы взглянуть, кому это он понадобился.

— Сеньора Маккримон! — воскликнул он, расплываясь в улыбке. — Какая честь!

Благоразумно соблюдая безопасную дистанцию, я спросила, нельзя ли отправить факс.

— Консуэло, — распорядился Монтеро, — подай сеньоре Маккримон чего-нибудь прохладительного. Садитесь.

Он показал мне на кресло, а Консуэло — я решила, что эта бедняжка его жена, — принесла мне «Инка-Колу», напиток, весьма популярный в Перу, но мне лично напомнивший жидкую жевательную резинку. Мне хватило и одного глотка! Чтобы прикрыть эту неучтивость, я спросила сеньора Монтеро, нельзя ли мне, пока он будет отправлять факс, быстренько осмотреть его фабрику.

— Ну конечно! — Монтеро показал на дверь за его столом. Консуэло провела меня туда.

За дверью оказался довольно большой рабочий цех. Человек двадцать рабочих на миг оторвались от дела и уставились на меня. Стандартное индустриальное помещение: очень высокие потолки, массивные балки, жалюзи на окнах раскрыты для лучшего освещения и вентиляции. Вентиляция тут и впрямь остро требовалась: в углу справа от меня пылала здоровенная печь для обжига. Двери по обеим сторонам от нее были распахнуты настежь, чтобы в цеху стало хоть чуть-чуть прохладнее.

Одну половину цеха занимали длинные низкие столы, за которыми рабочие — среди них и совсем молоденькие девушки, — расписывали предназначенные для обжига горшки и вазы. Слева, в самом конце комнаты, стоял чертежный стол, за которым трудился мужчина среднего возраста.