Воин мочика

Три нагрудника из раковин мы положили ему на грудь, тысячи бусин, кремовых и зеленых, розовых и белых, украсили такие же браслеты на запястьях.

Далее идет ожерелье из бусин в виде орешков — как всегда, золото справа, серебро слева, двойной союз солнца и луны, земли и моря. Потом второе ожерелье из золотых пауков и третье, из золотых и бирюзовых дисков.

А накроем Воина мы его знаменами, стягами, символами земной власти: груботканный хлопок, на который мы нашили золотые диски и его образ, образ бога-воителя. А сверху, надо всем этим — саван.

Подношения собраны, стражи, что пойдут вместе с ним, избраны среди нас.

Скоро, скоро на площади начнется великая церемония.

8

В то самое время, пока я гадала, по какому пути расследования пойти, участники этой кровопролитной трагедии уже собирались на отведенные им места на подмостках. Как будто всеми нами управляла чья-то незримая рука. Одних вело отчаяние, иных — алчность, третьих — страсть. Были средь нас и те, что еще блаженно не ведали той роли, кою другие, куда более коварные, избрали для них. Совсем как в современной нравоучительной истории в стиле «моралитэ»: Герой, Злодей, Искусительница, Ведьма, Колдун, Дурак. Со всех четырех сторон света мы сошлись в Кампина-Вьеха, чтобы сыграть отведенные нам роли.

Позже мне подумалось, что такая концепция понравилась бы инкам, которые называли свою огромную, но недолговечную империю Тауантинсуйу, Край Четырех Сторон. Во время первых контактов европейцев с Америкой Тауантинсуйу была самым большим государством на земле. В центре ее стоял блистательный город Куско, пуп вселенной инков; подобно ему, Кампина-Вьеха стала сердцем нашей маленькой драмы.

С севера, то есть с Чинчайсуйу для инков, если считать место моего рождения, пришла я, Повествователь, или, того хуже, Дурак. И для меня путешествие из уютного кокона Лимы, обволакивающего тебя, как обволакивает атмосфера любого большого города, превратилось в процесс сдирания старого моего «я» и всех свойственных ему предрассудков и предвзятых мнений. Так змея сдирает с себя старую кожу. И не то чтобы само путешествие было таким уж необычным просто оно изобиловало странными моментами, наглядно демонстрировавшими, что Ребекка уже давно не в Канзасе.

Полет в Трухильо прошел без каких-либо событий, и автовокзал я тоже нашла без малейших проблем. Автобусные поездки в этой части страны, похоже, являются упражнениями в прикладной демократии — пассажиры развлекаются главным образом тем, что во весь голос указывают водителю, как рулить, и честят его за то, что он слишком долго простоял на какой-нибудь остановке или вообще едет не так, как им нравится.

Мы были на Панамерикана-Норте, Панамериканской магистрали, что охватывает узкую полоску пустыни, лежащей между морем и Андами, и которую пересекает несколько рек, в большинстве своем пересохших. Время от времени мы проезжали какой-нибудь городишко, рощицу или ферму, но в основном по обеим сторонам шоссе тянулась пустыня. Порой я успевала разглядеть отходящие от дороги следы шин, ровной линией ведущие через пески куда-то вдаль — в никуда. На горизонте вырисовывалась гряда гор. Каким бы мрачным ни выглядело это описание, на самом деле пейзаж потрясающе красив: цвета пустыни — золотые, коричневые, темно-зеленые, коричные и пыльно-багряные — переливаются на фоне сине-зеленого моря и мерцающих разноцветных бликов гор.

А что же остальные персонажи? Остальные стороны света? С юга, из Колласайи, грядет Колдун.

Не без помощи местных штурманов-любителей водитель регулярно останавливался, чтобы высадить старых пассажиров и подобрать новых — порой в деревушках, а порой у придорожных столбиков или вывешенных над обочиной знаков.