— Я угрожал тебе и запугивал. Мы едва знакомы, и, тем не менее, ты проявляешь доброту. Почему?
— У меня должны быть причины?
Его взгляд стал мрачным и обвиняющим:
— Все лгут. И все продажны. Какая тебе выгода от доброты?
Его враждебность сбивала ее с толку:
— Я хочу отплатить тебе за мое спасение, других мотивов у меня нет.
Эти слова, казалось, разозлили его еще больше.
— Значит, говоришь, ты не заключала сделку с Зевсом на то, чтобы соблазнить меня?
Глава 11
Джерико следил за лицом Дельфины, на котором шок и паника сменяли друг друга. Он знал взгляд человека, застигнутого на месте преступления, и почувствовал отвращение к себе за то, что оказался таким легковерным. Как он вообще мог верить ей?
— Итак, это правда. — Презрительно скривив губы, он вырвал у нее свою руку. — Мне бы следовало это знать.
Он начал подниматься, но она почти грубо толкнула его обратно на кровать. Ему никогда не доводилось видеть ее в столь неистовом состоянии. Ее глаза прямо таки пылали.
— Не смей вести себя, как ханжа, и уходить, ты, упрямый мужлан. Да, Зевс приказал мне заманить тебя. Я не буду этого отрицать. Впрочем, так же сделала и твоя сестра. Но разве я когда-нибудь слушалась их? Зевс также приказывал мне захватить Арика, но я не подчинилась, как ты знаешь.
— Но
Казалось, она была шокирована:
— Каким образом? Будучи милой с тобой? Это все, что требуется? Я почему-то считала, что совращение — это что-то более серьезное.
В нем зажегся гнев.
— Не смей вести себя со мной снисходительно.
— Я не веду себя снисходительно. Это ты встал в позу, думая, что я тебя совратила. Все, что я делала, это обращалась с тобой по-человечески.
— Тогда насколько же я жалок, что потребовалось так мало?
Она стукнула его в живот. Не сильно. Больше походило на желание привлечь его внимание. Но этого оказалось достаточно, чтобы его гнев раскалился.
— Ты не жалок, — рявкнула она. — И ты не ничтожен. Но ты ранен. Может быть, слегка не в себе, но не жалок.
— Не в себе?
— Ну, ты ведь ворвался в ад, чтобы спасти женщину, которая оказалась достаточно тупой, чтобы дать себя поймать. Лично я не стала бы спасать меня после того первого раза. Это и говорит мне, что ты не в себе.
Джерико захотелось наорать на нее. Хотелось отрицать ее слова и злиться. Сделать ей больно и проклясть само ее существование. И все же, когда он на нее смотрел, все, что он видел — это ее совершенный рот, взывающий к поцелуям, и красивая улыбка, согревающая его сердце. Он видел зеленые глаза с золотистыми крапинками на лице, часто являвшемся ему.
Как она это делала? Как он мог желать задушить ее в одну минуту и обнять в следующую? Просто ее слова прорывались сквозь его гнев, успокаивая и умиротворяя.
Впервые за все столетия он не чувствовал себя жалким и ничтожным. И не потому, что ему вернули силы, а потому что она видела в нем нечто большее, чем его могущество.
Более того, он хотел стать таким, каким она его видела.
И не успев остановить себя, он поцеловал ее.
Его действия ошеломили Дельфину. Как он сумел за один удар сердца перейти из угрюмого состояния к поцелуям?
— У тебя не все в порядке с головой? — спросила она, когда он оторвался от ее губ и начал покусывать ее ушко.
— Нет. Но со мной определенно что-то не так. — Он отстранился, чтобы посмотреть на нее. — Я хочу ненавидеть тебя, но не могу даже сердиться.
Она прищурилась:
— Знаешь, думаю тебе учиться совращению нужно больше, чем мне. Почему ты не обзываешь меня жирной и уродливой, если уж на то пошло?
Он захохотал.
Она оказалась совершенно не готова к этому звуку. Это был глубокий и настоящий смех. Не фальшивый или язвительный.
— Ты смеешься?
Он попытался успокоиться.
— Нет.
— Да. Я его слышала. Ну и дела, — дразнила она. — Надо позвать Гермеса, чтобы эти новости распространились. Думаю, я только что поспособствовала приближению конца света… должно быть, это признак апокалипсиса. — Ее поддразнивания умерли, когда она поймала вспышку боли во взгляде Джерико, которую тот быстро спрятал. — Джерико, я тебя дразнила. И никогда преднамеренно не стала бы обижать.
— Хорошо, потому что ты живешь в том уголке моего сердце, где только ты сможешь сделать мне больно.
От этих едва различимых слов Дельфина оцепенела.
Он поймал и не отпускал ее взгляд:
— Я ненавижу тебя за это.
— Ты не должен меня ненавидеть. Ты знаешь, я скорее убью себя, чем причиню тебе боль.
Он прищурился:
— Нет, я этого не знаю. Ты просишь доверять тебе, когда все, кого я знал, меня предали.
— Ника не предавала тебя.
Он усмехнулся:
— Именно Ника рассказала Нуару как можно убить меня.
Дельфина была потрясена.
— Что?
— Нуар показал мне свой разговор с ней, когда нанес удар мечом.
Она с упреком взглянула на него: