Воин из пророчества

— Ты знаешь, что это означает? Траванкор спас не только родной город, он спас и меня — ведь я считалась пленницей Шраддхи, пока этот проклятый жрец не увел меня с собой…

— Все позади, — сказал Арилье. — Все позади, милая. Мы возвращаемся домой.

* * *

Беглецы торопились поскорее покинуть страшное место.

Конан предлагал поджечь храм, но Арилье воспротивился этому.

— Мы не знаем, как поведет себя богиня, если люди поднимут руку на ее истукан.

— Да что она может, ваша богиня! — презрительно хмыкнул киммериец. — Если мы уничтожим статую, то ничего она больше сделать с нами не сможет.

Однако Арилье продолжал качать головой.

— Оставим лучше все как есть. Сказать по правде, я боюсь вмешиваться в дела жрецов.

— Мы уже в них вмешались, не забыл? — Конан кивнул на девушку, освобожденную из рук Санкары.

— Это другое, — нахмурился Арилье. — Одно дело — убить человека, другое дело — разрушить храм. Прошу тебя, Копан, оставь все как есть.

И Конан не стал настаивать. По большей части — потому, что спешил обратно в Патампур, а вовсе не потому, что был согласен с суеверным Арилье.

Первый час они пробирались сквозь джунгли без особенных происшествий, но затем стало очевидно, что Ратарах сильно устал и ослаб от всего пережитого, поэтому он не может двигаться дальше.

— Мне нужно как можно скорее вернуться в город, — озабоченно произнес Конан. — Я против того, чтобы делать остановки. Поедем дальше.

— Нет, — воспротивилась Рукмини. Девушка прямо на глазах оживала и превращалась в прежнюю Рукмини, своевольную и дерзкую. — Это же мой брат! Он еще почти совсем мальчик, и к тому же перенес слишком много…

— Кажется, мы все перенесли достаточно испытаний, но почему-то один только Ратарах позволил себе раскиснуть, — возмутился Конан. — Какой же воин вырастет из мальчишки, если он ведет себя подобно избалованной девчонке? Подумала бы лучше об этом, прежде чем кудахтать над ним.

Рукмини густо покраснела, а Арилье вступился за подругу:

— Нет, Конан, ты неправ. Ты судишь всех по себе. И забываешь о том, что ты — могучий воин, мужчина в расцвете лет. Не всем под силу подобные приключения.

— Что ты предлагаешь? Остановиться здесь? Может быть, построим хижину в джунглях и будем жить здесь, наподобие обезьянок, счастливой семьей? — осклабился варвар. — Наше место — в Патампуре. Траванкор нуждается в нас.

Он пристально посмотрел на Рукмини. Но преданность девушки младшему брату была такова, что даже упоминание имени ее любимого не заставило ее дрогнуть.

— Траванкор подождет меня еще несколько дней, — твердо произнесла Рукмини. — Я останусь с братом и буду выхаживать его, пока ему не станет легче. А ты, Конан, возвращайся в Патампур. В конце концов, у тебя там действительно остались дела. Траванкор более нуждается в хорошем военном советнике и полководце, нежели в женщине…

Арилье грустно вздохнул. Конан встретился с юношей глазами. Северянин без слов понял молодого воина. Для Арилье эта остановка в джунглях — последняя возможность побыть наедине с Рукмини, до того, как она вернется в город, к Траванкору, и станет женой владыки Патампура.

— Что ж, будьте осторожны, — сказал молодым людям на прощание варвар. — Полагаю, ты, Арилье, сумеешь защитить их.

Арилье улыбнулся и приложил ладонь к сердцу.

* * *

— Спит?

— Кажется, спит…

Заботливый шепот сестры. Сколько раз Ратарах засыпал, слыша, как Рукмини где-то поблизости хлопочет по хозяйству! У девушки почти такой же голос, как и у их матери: грудной, ласковый.

Но сейчас Ратарах не спал, только притворялся. Разумеется, как и все младшие братья, он был осведомлен о том, кто влюблен в его сестер, гораздо лучше самих девушек. И сейчас собирался воспользоваться этим.

На миг давнее воспоминание захватило его. Он подумал о своем детстве, которое провел в отцовском доме, рядом с Рукмини, о том, как старшая сестра возилась с ним, мастерила ему игрушки, показывала, как стрелять из лука… Но доброе чувство появилось в искалеченной колдовством душе Ратараха лишь на миг. Как будто издалека окликнули его, и расстояние до неузнаваемости изменило и приглушило голос…

Нет, ничто не связывает Ратараха с этими людьми! Они для него чужие. Только одно желание живет в сердце юноши: выполнить волю своего господина. Он не чувствовал, что жрец Санкара умер. Даже оттуда, из Серых Миров, не отрываясь, смотрел он на своего раба и приказывал ему…

Ратарах напрягся, пытаясь понять, в чем именно сейчас состоит воля Санкары. А выполнить приказание — необходимо, потому что в противном случае страшной будет кара богини Кали!

Ратарах не сразу понял, что улыбается в темноте. Он догадался об этом лишь по тому, что у него вдруг заболели скулы: оказывается, он изо всех сил растягивал губы в усмешке. Конан был прав, этот неотесанный чурбан-киммериец: врагам Санкары следовало уничтожить не только смертное тело жреца, но и идола богини. Пока статуя стоит в храме, Кали может влиять на посвященных ей людей.

И коль скоро идол цел и невредим, Ратарах полностью принадлежит свирепой богине. Он знает, что ему делать.