Воевода

Скользя левой рукой по стене, чтобы не закружиться в темноте, Егор добежал до угловой башни. И опять нападающим помогли сами караульные. Услышав движение, они сбросили вниз два факела, освещая черный проулок. Этого света вполне хватило, чтобы увидеть низкую дощатую дверь.

– Руби! – атаман отступил в сторону.

Двое ушкуйников подскочили и заработали топорами, остальные вскинули щиты, прикрывая их сверху. С башни посыпались копья. Один из ватажников вскрикнул, выдернул пику из ступни, запрыгал в сторону. Егор, спохватившись, тоже вскинул щит, и почти сразу сильнейший удар вырвал дощатый круг из его руки: копье ударило в самый край, возле окантовки. Совершенно открытый сверху, Вожников ощутил себя словно голым, ожидая добивающего укола – но шведы кидать копья перестали. Похоже, они у защитников просто кончились.

Затрещала, поддаваясь, дверь. Ушкуйники навалились. Кто-то вскрикнул и упал – изнутри его ударили мечом. Кто именно – не разглядеть. Сброшенные сверху факелы догорали, и теперь место схватки подсвечивалось только лампами, что висели в башне.

– Ты, ты и ты, – дергая за плечи, оттянул троих ватажников Егор и указал на дом напротив: – Поднимитесь наверх и запалите кровлю.

– Сделаем, атаман, – отозвались ушкуйники, перебежали улицу и, поскольку дверь была окована железом, принялись рубить ставни.

В башне один за другим хлопнули два выстрела. Кто-то из нападающих упал, их сменили другие – но движение все равно застопорилось. Шведы внутри, прикрывшись щитами, упирались изо всех сил, не пуская врагов в башню. Снаружи, тоже щитами, давили на них ушкуйники. В давке – такой, что кости трещали, – ни защитникам, ни атакующим было просто не шелохнуться.

– Атаман, щит! – Федька сунул Егору потерянный было предмет вооружения.

– А ну, присядь, – скомандовал ему Вожников, ступил парнишке на плечо, оттолкнулся, забрался на головы своих товарищей, прополз вперед и, протянув руку под самым срезом дверного проема, несколько раз наугад ткнул туда саблей. Попал – не попал, однако упрямство шведов внезапно ослабло, людской поток хлынул в проем, даже не внеся, а буквально зашвырнув командира в башню. Здесь толпа разошлась, и атаман, потеряв опору, рухнул на пол.

Над головой зазвенела сталь. Егор быстро откатился, вскочил, увидел перед собой лицо с опрятной тоненькой бородкой, тут же ткнул вперед клинком: в его ватаге таких бородок не носили. Швед, округлив глаза, отвалился в сторону, дрогнул воздух – Вожников резко отпрянул, рубанул саблей в ответ, поднырнул, снова уколол. В сумраке, слабо разгоняемом светом двух лампадок на стенах, ничего толком понять не удавалось, атамана выручали чистые рефлексы, оставшиеся с боксерских времен. Правда, там бойцы, зевнувшие удар, обычно получали нокаут, а не поминальную службу – но зато и удары кулаком всегда получаются стремительнее, нежели тяжелым клинком.

Тень напротив выдохнула, подсказывая, что снова вкладывает всю силу в выпад. Егор, опустив саблю, крутанулся, отмахиваясь от невидимого оружия, и, шагнув ближе, обратным движением быстро ударил шведа локтем в лицо, отступил, рубанул поперек, пользуясь мгновениями замешательства противника. Болезненный вскрик подсказал, что удар пришелся в цель.

Атаман пошел по кругу, выставив клинок. Ощутил дуновение воздуха, глубоко поднырнул, разворачиваясь, и услышал испуганный выкрик:

– Свои!

– Кто «свои»?

– Путята я, ладожский!

– А-а-а… – Егор опустил оружие. Путяту он не помнил, однако тот говорил по-русски. Здесь этого вполне хватало. – Неужели все?

– Кажись, кончились свеи, атаман, – узнал он голос Тимофея.

– Тогда наверх! – указал на лестницу Вожников.

Прикрываясь на всякий случай щитами, ушкуйники поднялись на раскат – широкий и длинный участок стены между двумя башнями, на котором лежали в паре шагов друг от друга мощные бронзовые стволы диаметром с полметра, нацеленные на узину морского залива перед крепостью. Калибр у пушек был примерно одинаковый: с человеческую голову. Посланные в дом напротив ватажники приказ выполнили: крыша горела, освещая близкие проулки и саму стену. Однако обратно бойцы не вернулись. Видать, были заняты. Нашли, чем поживиться.

Город стал наполняться криками и плачем. Иногда то тут, то там звенела сталь, где-то слышался радостный гомерический хохот. Однако, чтобы новгородцы могли спокойно заниматься любимым делом, кто-то должен был позаботиться об их безопасности.

Атаман присел перед одним из стволов, глубоко засунул в него руку, нащупал деревянный пыж:

– Отлично, они заряжены. Федька, жаровни видишь? Разжигай. Ищи железные запальные штыри, где-то здесь должны храниться. Кидай их на угли, кали докрасна.

– Понял… – паренек полез в поясную сумку за огнивом.

– Тимофей! Мужики! Ну-ка, взялись, и все стволы давайте от залива на внутреннюю гавань повернем!