Военные рассказы и очерки

Перст истории ведет нас по страницам залитым невинной кровью страдальцев. Тихо шелестят листы. Мы слушаем документы о том, как табуны серых фашистских убийц вторглись и обезглавили Австрию, Чехословакию, Польшу… Офицеры уносят с дубовой конторки маленькие, скромные, бледно-палевые папки с документами. Обвинитель в черном костюме говорит однотонно, почти не повышая голоса. Микрофон еще более обезличивает этот голос. И кажется всем, что само прошлое взывает к нам. «Вот тебе факты! Вот тебе документы! Вот тебе преступники! — говорит оно. — Суди их, человечество. Судите их, народы, так, чтобы ни одного семени не осталось от этого зла на земле. Карайте и судите зло, самое подлое и коварное зло, которое когда-либо распускалось на земле». Трепетно и неспокойно бьется сердце каждого, стараясь подобрать смелые, огненные, карающие слова, чтобы передать чувства, которые волнуют нас сейчас, при слушании документов заговора, при виде преступников, которые замышляли и осуществляли этот заговор. За тучным Герингом, похожим на опущенные мехи, которыми накачивают воздух в горн, вертлявится Гесс, слушает весь пепельно-коричневый, как прокуренная трубка, Риббентроп, и за ними вырисовывается в зеленом мундире с прямой, как брусок, на котором точат ножи, фигурой Кейтель, бывший фельдмаршал и главнокомандующий вооруженными силами Германии.

Кейтель сидит и жует. В перерывах американская стража выдает подсудимым сандвичи, шоколад и жевательную резину. Другие подсудимые, видимо, пожирают всю пищу сразу, а Кейтель ест медленно, не спеша, наслаждаясь едой и, разумеется, не думая о том, что это американская еда, а все еще уверенный, что он ест ту пищу, которую добывали, готовили вместе с Гитлером. (Он отлично помнит и знает те слова, которые на пароходе «Патрия» сказал Гитлер венгерским фашистам перед захватом Чехословакии: «Кто хочет обедать, тот должен принимать участие в приготовлении обеда».) Кусочки хлеба лежат у Кейтеля на коленях. Он берет их пальцами, осторожно несет ко рту, медленно раскрывает его, уши у него краснеют от удовольствия. Он жует, медленно двигая челюстями и глядя вперед тусклыми, неподвижными глазами. Когда он смотрит на пищу или вдруг в документе послышатся слова «фельдмаршал Кейтель», глаза его выражают явственное вожделение, и при упоминании титула фельдмаршала он откидывается назад и пытается принять позу полководца, которую он «носил» несколько лет подряд. Увы, и полководец он битый, и поза его теперь — поза мороженой курицы, и мундир его обвис и хлюпает у бедер, как мокрая грязная юбка уличной девки, и темно-зеленый воротник его, когда-то расшитый золотом, похож теперь на какое-то отвратительное, маслянистое, несмываемое пятно.

Тем не менее на лице Кейтеля выражение некоей обидчивости и непонятливости. Всей своей позой он хочет сказать: «Помилуйте! Причем тут я? Я только исполнял приказания фюрера, исполнял свой воинский долг. Разве меня можно судить за исполнение воинского долга и приказа?»

Этот аргумент прозвучал и в попытке Геринга выступить перед судом при опросе подсудимых в их виновности. Суд оборвал эту декларацию, указав, что Геринг, поскольку он выбрал защитника и отказался от личной защиты, не имеет права теперь обращаться лично к трибуналу и должен делать это через своего защитника.

Аргумент этот не только глуп и бессмыслен и звучит, как холостой выстрел, но и сам по себе он преступен, как попытка фашистов сохранить свой генеральный штаб, с тем чтобы создать новую, еще более жестокую и страшную войну, если можно вообразить, что возможна война еще более ужасная, чем эта.

Интересно поэтому проследить, откуда пошел миф о разделении политической и военной системы у гитлеровцев и существовало ли вообще подобное разделение.

Свидетель генерал Лахузен, которому нет оснований не доверять в данном вопросе, передавал такие слова Кейтеля:

— Основа всех наших действий должна быть в первую очередь нацистская, во вторую очередь — военная, а там уже все остальное.

И все действия фашистов показывают, что так оно и было. Аргумент же о разделении военной и политической системы заготовлялся, так сказать, для дальнейшего. Фашисты не так уж безусловно верили в свою победу. Как вы теперь знаете из опубликованных документов, Гитлер в ноябре 1937 года, выступая в узком кругу своих ближайших советников и помощников, сказал, что заговор о захвате Европы и Азии, который они будут осуществлять, подвержен риску, и что бывают поражения, и что Бисмарк и Фридрих тоже испытывали поражения, и что надо быть готовым к возможности поражения.

Отсюда, из возможности поражения, которое не могло бы случиться без единения и дружбы свободолюбивых народов мира, вытекают и стратегия и тактика, которых придерживаются фашисты вплоть до сегодняшних дней, когда фашизму наносится последний, решительный и смертельный удар… Отсюда, из возможности поражения, и самохвальство Гитлера, крики его, что «все существование зависит от меня, от моего существования, от моих политических способностей».