Военные рассказы и очерки

От реки Зуши до реки Оки, что разделяет город Орел на две части, много километров, в боях, огненным тараном прошла 380-я стрелковая! Прошла и дальше идет. Целый год перед взятием Орла дивизия воевала в лесах и болотах. Солдаты говорят с гордостью о своей дивизии: «Мы всюду внушали соседям беспокойство — им приходилось догонять нас, иначе отстанешь». После года в лесах первым городом, который увидала дивизия, который взяла дивизия, был Орел.

Кустов говорит:

— Орловское наступление знаменует собой перелом. Оно поэтому останется навсегда в памяти, что бы ни случилось, какие бы подвиги ни совершила дивизия.

Дивизия опять в лесах. Но это не огорчает никого. И прежде и теперь раненые стремятся обратно в свою дивизию.

Перед Орлом легко раненного бойца увезли далеко, а он убежал из лазарета, боясь, что дивизия уйдет невесть куда.

— Неужели вы его отправили обратно?

— Зачем? Вылечили своими средствами. Он мне нужен был для орловского прорыва. Прорывают тот рубеж, на который надеется наш противник, и прорывают потому, что наша надежда на свои силы крепче надежды противника. Такие солдаты и есть наша надежда.

Это подлинные слова Кустова. Я их записал немедленно. Он говорит сжато, коротко, с крестьянской толковостью. И это тоже всем понятно, и это тоже все любят.

На рубеже Нижних Лук шел бой. Кустов командовал яростно, красиво, кратко. Им любовались. Полковника Изнанкина тяжело ранило в голову. Чтобы не сорвать Кустову командование, не отвлечь его и не взволновать, полковник сказал ему по телефону:

— Я себя плохо чувствую. Разрешите, товарищ командир, в санбат?

И уже из санбата, когда бой окончился благополучно, полковник Изнанкин прислал командиру дивизии письмо: «Я ранен, но вылечусь и вернусь».

5. Мы у стен Орла

Капитан Печерский — небольшого роста, с подчеркнуто военной походкой и подчеркнуто командирским голосом. Пилотка у него набекрень, здороваясь, он щелкает каблуками — так и кажется, что он все время любуется собой и своим военным положением.

Он еврей, родился в Днепропетровске, где и окончил планово-экономический техникум. Ему тридцать три года. Перед войной он служил старшим экономистом в областном тресте «Общепит». В армию не брали — сильно близорук. Когда началась война, думал остаться в партизанском отряде, но его — опять по близорукости и, как он говорит, «косности» — не взяли. Он эвакуировался в Среднюю Азию, в Андижан. Здесь через партийные организации он добился мобилизации. Окончив военно-пехотное училище в Ташкенте, Печерский в апреле 1942 года приехал в 380-ю дивизию. «Мне повезло, — говорит он, — меня сильно обстреляли в обороне, я привык: исчезла новизна впечатлений, когда кажется, что каждый снаряд рвется возле тебя. Я привык».

Теперь послушайте, как, привыкнув к бою, он стал драться.

Дело происходило возле колхозной конюшни, когда одиннадцатого июля разведывательному батальону армии была поставлена задача расширить плацдарм на западном берегу реки Зуши, вскрыть систему огня противника и привести контрольных пленных. Начиналось наступление. Это понимали все.

Просторное помещение колхозной конюшни возвышалось на холме, на северо-западной окраине села Вяжи. Конюшня, занятая немцами, господствовала над местностью в радиусе восьми — десяти километров. Она была превращена немцами в бастион. Батальон Мохначева овладел первой линией траншей, но это еще не означало, что конюшня занята, — это означало только, что немцев потеснили. В два часа дня противник начал теснить батальон Мохначева. Полковник Кустов приказал капитанам Поздееву и Печерскому выяснить положение батальона, то есть отправиться к месту боя.

— Положение восстановить! Требует Родина. Что покажет обстановка, то и делать. Даже принять командование на себя.

Немцы вели усиленный огонь. На каждом метре пространства разрывались снаряды. Ползли трое: капитаны Поздеев и Печерский, да еще связной. Связного убило осколком. Поползли дальше двое. Вот и батальон. Обстановка ясна с первого взгляда. Но подкреплений просить нельзя — перебьют по дороге немцы. Надо держаться имеющимися силами. И прежде всего накормить людей. Послали за термосами.

Убило двух. Послали еще. Опять убило. Наконец принесли термосы. Это подбодрило бойцов.

— Горячая пища в бою — чрезвычайно важное обстоятельство, — сказал Печерский.

И мне сразу представился захваченный у противника окоп, обрывки немецких газет, бумажные мешки, наполненные песком, брустверы, деревянные мостки из жердочек в ходах сообщения и грязь — день был дождливый, винтовки и станковые пулеметы забивало грязью.

Когда стемнело, командир батальона Мохначев, капитаны Поздеев и Печерский решили поднять людей в атаку, в гранатную атаку.

— Или забираем конюшню, — сказал Поздеев, — или… или… Ясно, что или?

Но немцы уже сами шли в контратаку. Наши отбили две контратаки. Допустить третью нельзя. Пора поднимать людей, а поднимать людей — это значит самому выскочить из окопа под немецкую пулю или гранату. До немцев было семьдесят метров. Командирам объяснили положение с гранатами, и капитан Поздеев сказал: