Шуша заколебался. Ему случается еще одна возможность повоевать со страхом перед смертью. Первый раунд он проиграл. Но впереди второй, третий, четвертый! Впереди есть время, и он еще может победить. Как бы сказал Шеххата — дело привычки, не больше и не меньше!
Во мгновение ока в руках Шуши оказался сверток. Он заторопился вместе со стариком в кофейню "Для благородных". Когда они пришли туда, подготовка к похоронам была в самом разгаре. И кофейня, и лавка похоронных принадлежностей гудели, как растревоженный улей. Увидев Халяфалла Хиляля, паломник Сурур заорал:
— Где этот бездельник Шеххата?
— Опередил нас.
— Куда делся?
— Туда, откуда никогда не возвращаются.
— Это что значит?
— На кладбище отбыл.
— Сам по себе?
— Не с процессией же!
— Говори серьезно, приятель! Когда вернется?
— Никогда!
— Как так?
— А так, как все грешные. Ушел безвозвратно.
— Ты хочешь сказать — уехал?
— Вроде этого.
— Что значит — вроде этого?
— Значит, умер.
— Умер?! Ты правду говоришь?
— Такими вещами не шутят. Шеххата эфенди умер. Так-то вот.
Услышав эту печальную новость, окружающие зашумели: "Умер? Как умер?.. Дай ему бог место светлое!.. О боже! Что делается! Все от аллаха! Ну и дела…"
Когда гомон затих, Сурур в страхе запричитал:
— Что делать-то будем теперь?
— Проживем!.. Привел человека вместо Шеххаты. Наденет его костюм и займет его место.
— Не об этом я.
— А о чем?
— О пятнадцати пиастрах, которые я ему одолжил. Вот потеря!.. Чувствовало мое сердце — не видать мне больше этих денег.
Стоя среди этого гама, Шуша внимательно слушал разговоры. Как только он услышал слова Сурура о том, что его деньги пропали, ему пришлось заговорить:
— Не бойся за свои деньги! За покойником еще ничьих денег не пропадало!
— Что-что? Видно, ты его еще хорошо не знаешь! Да он был готов зажулить чьи угодно деньги, даже пророка!
— Зачем так говоришь? Нехорошо. Вот они, твои деньги.
Шуша вытащил кошелек, извлек оттуда две монеты и протянул их Суруру. Тот удивился:
— Чудо! Те самые! Дай ему бог! Наверное, не успел истратить. Небывалое дело!
Ходячий склад наркотиков сидел, забившись в угол. Даже среди этого гама он оставался в полусонном состоянии. Но вроде словесная трескотня достигла и его ушей. Кажется, и он понял, что случилось. Его веки приоткрылись. Ни к кому не обращаясь, он произнес своим скрипучим голосом:
— Не хочу я своего пятачка. И табаку, и гашишу. Пусть их… Да святится душа покойного!
Воздев руки к небу, он продолжал:
— Простит его господь!.. Правда, был он бабник, шутник и балагур… Но все же он дороже всего того, что у меня занял. Хороший был, незлобивый, не обидчивый… Никому вреда не делал… Бог с ним!..
Шуша присоединился к словам шейха Сейида:
— Твоя правда… Чистое у него было сердце, доброе.
Шейх Сейид ничего не сказал. Он продолжал разговаривать с аллахом:
— Что ты хочешь от своего раба, кроме того, чтобы он не обидел своего брата? Можешь ли ты обижаться на то, что он хочет получить немного удовольствия в жизни? Какая тебе польза от того, что ты запретишь ему это? Прости ему, господь! И нас с ним прости. Все мы твои рабы.
Шейх Сурур вынужден был повысить голос, чтобы прекратить излияния Сейида. Обращаясь к Шуше, он крикнул:
— Давай одевайся! Чего ждешь? И так нет времени.
Тут появился Хиляль и спросил:
— Одеваться-то умеешь?
— Знаю, как одевать пиджак и брюки. Остального сроду не надевал. Ума не приложу — как это делается.
— Пойдем, помогу.
Через несколько минут Шуша был одет по всей форме. Хиляль шел за ним и с удовольствием приговаривал:
— Вот здорово! Кто увидит, скажет: настоящий "благородный!" Надвинь немного феску на лоб… Во-во! Так лучше!
Обращаясь к паломнику Суруру, Хиляль воскликнул:
— Ну как — пойдем завершать похороны?
— Покойник ждет нас в квартале аль-Гамалийя. Оттуда двинемся к Мугавизин… Приведите себя в порядок… Я присоединюсь к процессии в квартале Кахкакин… Только чтоб порядок был, без всяких там!.. Будьте повнимательней с новеньким, как бы он чего не выкинул!..
— Не бойся, я его беру на себя.
Шуша вместе со всеми двинулся вдоль улицы аль-Халиг, направляясь к улице Амир аль-Гейш и далее к кварталу аль-Гамалийя. Подошли к дому покойного. Шуша начал наблюдать за собравшимися на похороны, за энергичной подготовкой к ним. На него это произвело большое впечатление. Лицо его стало печальным и суровым. В голове затеснились безрадостные мысли.
В таком состоянии Шуша находился до тех пор, пока не начали выносить носилки с телом покойного. Плач и стенания усилились настолько, что казалось — они слышны даже в космосе. Сердце разрывалось от этого воя. Увидев носилки, обернутые в белое шелковое покрывало, он понял, что умерла молодая девушка. Он совсем потерял над собой всякий контроль и захлебнулся в рыданиях. Окружающие его коллеги захихикали. Они смотрели на него так, как смотрят большие мастера своего дела на несмышленыша ученика, впервые взявшегося за незнакомую работу. Ни знаний у него, ни сноровки, ни умения держаться в трудных ситуациях. Хиляль начал успокаивать Шушу: