Водонос умер

Но человека от других обитателей лица земного отличает чванство, самолюбие. Поэтому он оскорбляется сравнением с другими земными обитателями. Человек никак не может смириться с тем, что и он смертен. Он страшно расстраивается из-за того, что и ему в определенное время придется уходить из жизни, но как бы человек ни сопротивлялся, он не может избежать смерти. Тогда, сознавая неотвратимость неизбежного, люди начинают убеждать себя в том, что, когда исчезает тело, остается нечто вечное. А что именно? Это вечное люди называют душой. Поэтому они пренебрегают телом и занимаются ублажением и возвеличиванием того, что якобы остается после них.

А что толку в душе, лишенной тела? Само существо человеческое, его чувства, желания, переживания, надежды — все это исходит от тела. И напрасно люди пытаются отделить душу от тела, сделать ее независимой. Так же, как тело не может существовать без души, так и душа не может существовать без тела.

Что такое человек? Это душа в теле. Как может творение божье представлять собой душу без осязаемых, ощутимых признаков, отличительных особенностей, без желаний, мечтаний, надежд? Что пользы в вечной душе, если она не больше, чем горсть воздуха — ни формы, ни вкуса, ни цвета, ни запаха, ни, ни, ничего? Есть ли в душе сила, если она не направляет движения тела, не помогает ему выполнять жизненные функции? Разве стоит чего-нибудь сама по себе движущая сила, если нет объекта, который она должна приводить в движение?

Что стоит душа после смерти тела или после исчезновения с лица земли живого существа? Но человека заедает гордыня, он эгоистичен, ему противно сравнение с собакой или иным существом, обитающим на земле. Поэтому человек не хочет смириться со смертью как со своим неизбежным концом, окружает смерть ореолом мистики. Человек не хочет приучать себя к мысли о том, что он обязательно должен умереть…

Шеххата допил свой кофе. Официант принес кальяны. Оба наших приятеля начали с наслаждением затягиваться душистым табаком. Через некоторое время Шеххата возобновил свою речь:

— Возьмем в качестве примера нас с тобой. Разговоры о смерти тебя удручают, вызывают в тебе чувство отвращения. Я заметил, что ты хотел убежать от меня, как от исчадия ада или призрака. Ты не хочешь приучать себя к мысли о неизбежности смерти. Отношение ко всему происходящему на земле является делом привычки. Несколько лет назад, когда я еще не занимался нынешней работой, я был такой же, как и ты. Когда я слышал причитания по мертвому, у меня волосы вставали дыбом, я затыкал уши. Когда я видел похоронную процессию, то стремглав убегал от нее и читал молитву. Я не мог видеть могилы, к покойнику и на сто шагов не приближался. А что случилось со мной впоследствии? Когда я попал на первые похороны, то шел с опущенной головой, лицо мое было сама печаль и тоска. Пришли мы на кладбище. Покойника стали опускать в могилу. Со всех сторон раздавались плач и стенания. Я настолько оказался под впечатлением происходящего, что тоже заплакал, как будто умер близкий мне человек.

Коллеги по профессии засмеяли меня. Они говорили, что мне нужно получать двойную ставку и ходить в хвосте процессии. Но на вторых похоронах я уже был менее впечатлительным, а на следующих воспринимал происходящее вокруг меня как само собой разумеющееся, совершенно обыденное.

Я начал ходить на похороны, как на прогулку. Вопли и причитания родственников и близких стали для меня настолько привычными, что я воспринимал их как гудки паровоза или призывы муэдзина к молитве.

И начал я презирать смерть, и больше всего — самого человека. Человек беспредельно лицемерное существо и, что самое удивительное, — высокомерное. Высокомерие затмевает глаза человеку, заставляет забыть, что перед смертью все равны.

Расскажу тебе один случай. Иду это я как-то по одной широкой улице, а середина ее пустая. Народ толпится на тротуарах. По обеим сторонам улицы выстроились солдаты. Я спрашиваю — в чем дело. Мне говорят: важная персона должна проследовать. Вот и разогнали народ, чтобы не мешал следованию кортежа, не осквернял его высокого достоинства и великолепия. И вот появляется процессия. Красивые откормленные лошади, вооруженные солдаты, охрана в расшитых мундирах, богато разукрашенная карета. Проехал важный человек. За ним тянулся ослепительный шлейф великолепия и величия. Смотрел я на все это роскошество широко раскрытыми глазами. Мне почудилось, будто персона эта с неба свалилась и никак не может быть хоть в чем-то похожей на нас, смертных. Как же — бело-розовое лицо, расшитый золотом костюм. Его окружают блестящие всадники в плюмажах и с саблями. Я почувствовал свое ничтожество, проникся к себе крайним презрением.