- Хватит с меня, - подвел итог Олег. - Пашешь на него, как ишак, день и ночь, живешь на вонючей ферме, а рубля паршивого не видишь. Сам деньги охапками гребет, а норовит ещё и последнюю шкуру содрать. Да ещё ментам подставляет.
Мастер повернулся и зашагал прочь. Он был уверен, что Юсуф не посмеет его остановить. Тот действительно не посмел, послал Рустика. Но Олег просто повернул голову и посмотрел на парня таким взглядом, что тот принялся канючить. А должен был орать и грозиться.
- Попроси прощенья, Мастер. Юсуф добрый, он простит.
- Мне не надо доброго. Мне надо справедливого. Или честного. Понял? Олег говорил на ходу, удаляясь все дальше. - Если пообещал, чтобы выполнил. А лоха из меня делать не надо. На комбинате меня за дурачка держали, зарплату не платили. Тут, понимаешь, в раба захотели превратить, в бесплатное приложение к водко-бодяжному агрегату...
- А ты почему не просил денег? - Рустик семенил рядом, машинально поддергивая штаны. - Надо попросить хорошо. Пойдем обратно, поговоришь с Юсуфом.
- Давай ты с ним поговори. Объясни дураку, что надо делиться. А я уже не вернусь. Он меня обидел, и говорить тут не о чем. Пусть идет, куда послали. Там ему самое место.
И Олег ушел с рынка. А Рустам побежал объяснять боссу, что Мастера уговорить не удалось.
* * *
Под мышкой у Олега, завернутые в курточку, лежали деньги, толстенная стопа. Почти девяносто тысяч. Тут была выручка от проданной "Синеглазки", и содержимое сумки Лили, и то, что заплатила директриса "Хозтоваров". Все эти незаконные рубли, полученные за бодяжную водку, утаенные от налоговиков, совершенно левые или, как выражаются журналисты, теневые, грели ему бок. Они совершили странный кувырок, проскользнув мимо цепких милицейских рук, и оказались в руках у него. Юсуф и его кавказская мафия все равно их уже списали. И не обеднели. Не такая уж это сумма на фоне их доходов. Всего лишь оборот одного неполного торгового дня.
Ни малейших угрызений совести Олег не испытывал. Во-первых, Юсуф обещал долю в прибылях, вот он её и взял; во-вторых, он эти деньги все равно, что нашел - милиция обронила; а, в-третьих, компенсировал моральный ущерб за унизительное положение крепостного. А, главное, в кои-то веки подвернулся случай изменить жизнь к лучшему, выпал шанс. И надо быть законченным идиотом, чтобы им не воспользоваться и продолжать дальше горбатиться на Юсуфа.
Теперь он начнет другую жизнь. Купит комнату в малонаселенной коммуналке, найдет нормальную работу. На худой конец можно грузчиком в магазин пойти, а дальше будет понятно. Обживется, станет с ребятишками своими чаще встречаться. Времени свободного навалом. Почему бы не закончить, в самом-то деле, институт? Не дурак же он! Сходит в ректорат, так, мол, и так, хочу восстановиться. Согласен на коммерческой основе. Два курса всего не дотянул. На вечернем закончит, или экстерном. А с дипломом и таким опытом работы ему все дороги открыты. Станет менеджером в какой-нибудь приличной фирме. Проявит себя, увеличит прибыли, расширит производство. Глядишь, через год-другой уже директор или президент. "Господин Морозов, к вам представитель фирмы "Смирнофф". Вот, елки-палки, одна водка на уме!
Олег остановился перед светофором, дожидаясь зеленого сигнала. В мечтах все, конечно, красиво получается, как и полагается мечте. А вот куда идти ночевать? К кому-нибудь из заводских приятелей? Эх, надо было в свое время подружку завести, а он все на Зойку надышаться не мог. Сейчас бы как легко все было. Впрочем, одна подружка, вроде бы, у него есть. Тихая Гюзель, чужая жена. А что? Мамед с Вахидом отправился в Травду за спиртом.
И Олег бодро зашагал к знакомому дому. Он чувствовал себя победителем и властелином мира.
КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО НА РАДОСТЬ
Маленький Искандерчик гулял во дворе. А Гюзель сидела на лавочке возле подъезда и смотрела на сына. Как только тот собирался забрести в лужу, она грозила пальцем. Малыш, хохоча, тут же отбегал и начинал подкрадываться к другой луже. Похоже, это он так играл, а на самом деле и не думал ноги мочить.
- Здравствуй, - сказал Олег, присаживаясь на лавочку рядом с женщиной, и положил ей на колени бордовую розу с длинным стеблем.
Гюзель зарделась, став почти такой же пунцовой, как роза. Она потупила голову и быстро перебросила цветок на колени Олегу. И даже не посмотрела в его сторону. Он улыбнулся:
- Тебе она больше идет.
Действительно, роза в её руках гармонично вписалась бы в яркий восточный наряд. Гюзель нарядилась, как на цыганский праздник. Юбка на ней была бархатная с лиловым отливом, белая блузка атласная, поверх неё розовая кофточка с люрексом. А уж платок на голове переливался всеми цветами радуги. На фоне осенних кустов, раскинувшихся на газоне за её спиной, она сама смотрелась экзотическим южным цветком, неведомо как занесенным на уральскую землю.
- Я каждый день думаю о тебе, - сказал Олег, и это была чистая правда. О ком ещё ему думать? О детях да о ней.