Вода в решете. Апокриф колдуньи

Я также ответствую, что дракон смотрел и качал головой, как гадюка. И почувствовала, как по шее потекла кровь. Посмотрите, синьор, а также и вы, безымянные грифы в капюшонах, явившиеся посмеяться над моим несчастьем, вот мой шрам, след от когтя дракона, который вы не найдете ни у одной другой женщины или мужчины; хотя я вижу по вам, что вы не верите мне и думаете, что я столкнулась в лучшем случае с одним из этих странных существ, что привозят на кораблях с дальних островов Востока и водят по деревням. Однако мои соседи – если бы их не ослепила ненависть и страх за своих овец, коз, дочерей и мулов – подтвердили бы, что в ту ночь на Сеполькро был дракон. И этот дракон смотрел на меня так пристально, словно хотел рассмотреть насквозь, а потом слизывал кровь с моей шеи и груди. Язык у него был шершавый, как у козла, раздвоенный и такой пронзительно-холодный, что я начала кричать. Я попыталась взять себя в руки, но губы сами собой раскрылись для крика, и тут дракон приблизился ко мне вплотную и просунул язык между моих губ. От него пахло мятой и зеленью, которую жуют старики, заглушая могильный запах, уже исходящий из их внутренностей. Он просунул язык так глубоко, как только смог, и вдохнул в меня свое дыхание, а потом замер. Он вдруг склонился надо мной и обмяк, а в его глазах уже не было жизни.

Подтверждаю, синьор, так оно и было, и вы прекрасно слышали, что дракон в момент своей смерти стоял надо мной, а потом опустился на меня, как будто с последним вздохом утратил весь вес. Кто знает, может, действительно так произошло и осталась только пустая оболочка кожи, которая уже потеряла зеленовато-золотой оттенок, а более походила на бурую, потрескавшуюся от жары землю и только на шее все еще отсвечивала жабьей, травянистой зеленью. Мгновение горло еще дергалось, будто дракон глотал свой последний вздох, и едва я успела выползти из-под него, увидела, что из боков у него торчат стрелы, добрая дюжина стрел, и из-под них сочится кровь. Я хотела убежать, хотела оказаться как можно дальше, но сразу и непонятно откуда появился чернобородый укротитель животных. Он схватил меня за плечо, а за ним шла толпа пастухов, крестьян и даже богобоязненных мужчин из нашей деревни, все с факелами и вооруженные луками, топорами и длинными ножами. Они мчались так, что камни разлетались у них из-под сабо, и кричали так громко, что я даже не знаю, почему я раньше их не услышала. Я попыталась вырваться из рук чернобородого, но он крепко держал меня, а когда те оказались совсем близко, развернул меня к ним, всю покрытую кровью чудовища, в одной рубашке, разорвавшейся во время восхождения и позже, когда я боролась с драконом. Он дал другим знак остановиться и воскликнул: «Дева нашла дракона и привела его к нам, чтобы мы убили его!» – что, конечно же, было неправдой.

Если вы изволите об этом спросить, я подтверждаю, что – как я уже сказала – в то время я уже знала легенду о святой Фортунате, чистейшей из девственниц, потому что, хотя просветленные и не нуждаются в святых, указывающих путь к спасению, их дети, как и все другие, прислушиваются к историям торговцев, пастухов и батраков. Потому я знала, что дракон, очень злобный обитатель лесных болот, опустошал город, где жила Фортуната. Он затягивал в топь всех, кто пытался выследить его и умертвить, но святая нашла его дремавшим на солнце над лесным озером; когда же она произнесла над ним молитву, чудовище и вовсе стало нежным и послушным, как пес, и исполненным раскаяния за свои прежние деяния. Затем святая привела укрощенного монстра под ворота города, где толпа подмастерьев и иного люда немедленно и без лишних слов забила его камнями, так что я действительно не знаю, какая мораль следует из этой истории. Но поверьте, милостивый синьор, лежа под драконом на каменистом склоне Сеполькро, я не была святой Фортунатой и не пыталась подражать ей, а с того момента, как дракон засунул в меня свой язык и передал свое дыхание, я больше не чувствовала себя чистой.

Я подтверждаю, что мужчины подходили по очереди к дракону, осматривали его раны, обнимали друг друга, смеялись и похвалялись, что именно их стрела лишила его жизни, когда вдруг, синьор, среди всей этой суматохи и веселья первая женская кровь потекла у меня по бедрам, и мне было никак не скрыть ее и не заслонить, потому что – как я вам ранее сказала – укротитель животных сжимал меня так крепко, как будто это я была тем драконом, за которым он отправился в погоню. Он не дал мне уйти даже тогда, когда мужчины развели огонь и распластали тушу, отрубили голову, отметив на его лбу знак света, словно она принадлежала ягненку. Потом они его освежевали. Внутренности и жир они бросали в огонь, веселясь при этом и попивая крепкие напитки, принесенные в баклажках на спине, а чернобородый заставлял меня стоять среди них и вливал мне в горло красное вино, хотя я пыталась защищаться и сжимала губы.