Время течет медленно. Наверное, потому что я не чувствую себя свободно. Пару раз Яна пытается аккуратно расспросить меня про мою жизнь, но я отделываюсь односложными ответами, и она в итоге оставляет меня в покое. Виктор же на пару с братом лишь смотрит. За весь день мы едва ли перекинулись несколькими словами. Сам Саша тоже не особенно проявляет какую-то инициативу по отношению ко мне.
Только Миша в своей детской непосредственности общается со мной, зовет поиграть, и это становится для меня настоящим спасением.
Потому что именно он дает мне возможность выдохнуть и перестать постоянно контролировать себя. С детьми вообще все проще - они открытые и искренние. У них совершенно иные интересы, и я с радостью играю с Мишуткой сначала в одну игру, затем в другую. Только когда Яна уже зовет за стол, понимаю, что, возможно, переборщила.
- Ты хорошо ладишь с детьми, - внезапно говорит Виктор, и я застываю на месте. Его изучающий взгляд препарирует меня, а рядом сидит Алекс. И мне срочно нужно правильно отреагировать, подобрать верные слова.
- Это интуитивно получается, - осторожно отвечаю. - Да и Миша очень открытый и общительный ребенок.
Его отец хмурится каким-то мыслям, а Яна слегка посмеивается.
- Не обращай внимания, - вступается она. - Витя пытается закалить его бойцом с детства, но Мишутка товарищ упрямый и гнет свою линию, продолжая дружить со всеми подряд.
Напряжение за столом немного уходит, и мне удается хоть немного поесть. Опять же под бдительным взглядом Воронцова-младшего.
Я совершенно ничего не имею против Янины и ее сына, но когда мы садимся в машину и уезжаем, все же, наконец, выдыхаю с облегчением.
У Саши звонит телефон, и он, ответив, молча выслушивает собеседника. Не говорит совершенно ничего в ответ и просто откладывает мобильный, полностью сосредоточившись на дороге. Понятия не имею, что ему там сообщили, но я буквально физически начинаю чувствовать исходящую от него злость.
Даже скорее ярость.
Холодную. Обжигающую.
Становится не просто не по себе, а даже страшно. Впереди как минимум час дороги, а мы одни, и он в таком состоянии.
До самого дома Воронцов не произносит ни слова. Так же молча выходит из машины, и я не решаюсь задать ни одного вопроса. Кажется, только произнеси что-то, и рванет.
Но стоит только закрыться за мной двери его квартиры, как мы встречаемся взглядами, и я вздрагиваю от той тьмы, что клубится в глазах бывшего.
- Так, значит, дочь не спасли, да, Пташка?
- 20 Арина -
Вот и все.
Прикрываю глаза, медленно выдыхаю и готовлюсь к худшему.
- Смотри на меня! - рявкает Воронцов. Резко распахиваю глаза в ужасе. Бывший очень редко повышал голос. Считанные разы. Но сейчас… - Ты опять солгала мне, Ари-на.
- Нет, я…
- У тебя есть дочь. Ты вышла, мать твою, из роддома с дочерью!
Он настолько пугает меня сейчас, что я не удивлюсь, если вот сейчас Алекс ударит меня. Наотмашь. Так что я не соберу себя. Он зол. Он в ярости. А еще я слышу в его голосе… боль?
Воронцов толкает меня, несильно, но я отшатываюсь к стенке, а он нависает надо мной. Даже моргнуть не успеваю, как он уже держит меня практически за горло.
- Что ж ты за сука такая, а?
- Я удочерила Таню, - хриплю в ответ. - Удочерила…
Несколько долгих мгновений, за которые практически прощаюсь с жизнью, Саша вглядывается в мое лицо, ищет ответы на свои вопросы, ложь, которую чует за версту. И я молюсь всем высшим силам, чтобы прошла проверку. Чтобы этого оказалось достаточно, чтобы он поверил.
И не стал копать глубже.
- Почему не сказала? - наконец, спрашивает он. Я слышу разочарование. Это так странно. Неужто он и правда надеялся, что… Черт, нет! Нельзя даже думать в этом направлении. Нет-нет-нет!
- Разве тебе интересно это?
Воронцов стискивает зубы, медленно убирает ладонь от моей шеи, а у меня ощущение, что с меня удавку сняли.
- Зачем ты это сделала?
- Потому что не могла иначе. Потому что это очень страшно, Саш.
Я совершенно не вру. Именно отчаяние и страх толкнули меня на этот шаг.
Он отступает, пошатываясь. Будто моя правда становится для него ударом. Смотрит так, что озноб пробирает. А затем просто уходит. Громко хлопает дверью в свою спальню, и в квартире наступает тишина.
Слезы жгут глаза. И я в который раз повторяю себе, что все это - ради дочери. Ради нее и мамы. Они - все, что у меня осталось. И я не имею права сдаться.
Этой ночью я снова одна. Но так даже лучше. Я слишком боюсь реакции Алекса. Боюсь, что он решит довести дело до конца и узнает о том, что я скрыла от него, рассказав лишь часть правды.
А утром узнаю, что осталась в квартире одна.
Я понятия не имею, надолго ли, поэтому сразу же достаю ту самую штуку, что мне передали от Градова. В кабинете у Алекса, как и всегда - чисто и убрано. Ни следа недавнего погрома. Когда только успели?
Мне и правда везет - ноутбук в кабинете, лежит закрытый на столе. И я все же медлю, прежде чем открыть его. Антон сказал, что его флешка, которую он дал мне перед отлетом, сделает все сама. От меня требуется только вставить ее. Казалось бы, все просто, но я несколько минут стою и…
Не решаюсь сделать последний шаг.