Во мраке (ЛП)

Именно в этот момент двери Большого зала распахиваются, и на пороге появляется Дамблдор. Драко хотелось бы верить, что это совпадение, но он подозревает, что было бы слишком доверчиво с его стороны думать подобным образом о старом пройдохе Дамблдоре.

— Мистер Поттер, мистер Малфой. Какие-то проблемы? — мягко спрашивает он, оглаживая бороду.

— ОН ПОДОЗРИТЕЛЬНО ЛЮБЕЗЕН СО МНОЙ! — истерически восклицает Поттер.

Он уже опустил свою палочку, но продолжает тыкать пальцем в сторону Драко, вероятно, желая, чтобы тот превратился в острую пику.

— Это правда, мистер Малфой? — сурово спрашивает Дамблдор, но глаза его искрятся.

— Определённо, сэр, — светски улыбается Драко.

— Отлично. Десять очков Слизерину.

Выражение лица Поттера вызывает у Драко желание станцевать джигу прямо там же, посреди коридора.

— Тогда спокойной ночи, — говорит Дамблдор и остаётся стоять на месте, дожидаясь, пока они оба не разойдутся в разные стороны.

Нет, думает Драко, он совсем не прост.

Всю обратную дорогу до подземелий Драко шагает в приподнятом настроении, с удовольствием прокручивая в голове отдельные моменты вечера. Хорошее настроение не покидает его до тех пор, пока он не отправляется спать, сворачиваясь калачиком в своей холодной постели. После неприятного инцидента с Блейзом Забини на четвёртом курсе домовые эльфы больше не заходят в подземелья Слизерина. Поэтому слизеринцы вынуждены сами заботиться о том, чтобы наполнять свои грелки горячей водой. Драко, как правило, об этом постоянно забывает.

Но по вечерам во вторник он чувствует, как кипит его кровь, и его согревают воспоминания о её теле, и даже если он унижен и побеждён, всегда остаётся чистое, чувственное удовольствие. Он привык к этому. Хуже того, за последние две недели он привык к ней, к их резким разговорам, к их постоянным спорам о том, кто и что они есть на самом деле и чем они могут заниматься. Или не могут. А сегодня он не получил ничего — ни поцелуя, ни ядовитого комментария, ни саркастично приподнятой брови. И ему холодно.

Драко зарывает голову под подушку и пытается перестать думать. Но он не может, и мысли, как холодные сосульки, пронзают его мозг. Он не может избавиться от осознания того, что получает удовольствие и от самой игры. Победа по-прежнему важна, но внезапно оказывается, что не только она имеет значение.

— Этого не может быть, — шепчет он в густой мрак. — Этого просто не может быть.

Ночной мрак не дает ему ни утешения, ни совета. И в конце концов он засыпает.

Когда он просыпается, то дезориентирован. Ему приснился один из тех страшных кошмаров, которые кажутся реальными ещё несколько минут после пробуждения, и он не может точно вспомнить, о чём он был, что только усиливает чувство тревоги. Он помнит только ощущение, что был пойман в ловушку где-то во мраке, совсем один в голубом сиянии своей палочки. Там было темно и холодно, и желание не покидать узкий круг света от палочки заставляло его распластаться по стене, словно наколотую на булавку бабочку.

Ему начинает казаться, что он никогда не сможет победить в этом противостоянии. На этой неделе он постоянно наблюдает за ней, теперь уже скрытно, не ища встреч, но у них много совместных занятий, он видит её во время каждого приёма пищи и в библиотеке. Удивительно, но, несмотря на то, что его кожа зудит от её пристального взгляда, он ни разу не смог поймать его. И, хотя в его голове роятся тысячи вещей, которые он хочет сказать ей, он никогда не может застать её одну. Рядом с ней постоянно ошивается Поттер, или Уизли, или одна из тех тошнотворных, хихикающих девчонок, с которыми она, похоже, дружит. И их присутствие душит его так же верно, как если бы он подавился собственным языком.

Когда Пэнси Паркинсон ловит его взгляд, она предполагает, что он замышляет что-то недоброе против них всех.

— Ты собираешься проучить их во время матча по квиддичу, не так ли? — торжествующе заключает она. — О, это умно, Драко, пока все остальные отвлекутся на игру. Вот почему ты ещё ничего не предпринял в этом семестре.

Матч Пуффендуй — Когтевран означает, что им предстоит наблюдать интересную игру между равными командами. Пэнси права, было бы умно, если бы он до этого додумался. Когда два других факультета будут сосредоточены на матче, наступит идеальный момент, чтобы устроить Гриффиндору какую-нибудь хитрую пакость. Например, он мог бы проявить инициативу и подговорить Крэбба и Гойла дать исподтишка пару тычков Уизли или разбить дурацкие очки Поттера.

Но между ними сидит Грейнджер, и даже под пристальным взглядом маленьких острых глаз Пэнси он не может найти в себе силы для насилия. Что ему действительно хотелось бы сделать, так это усилить голос Сонорусом и закричать на весь стадион: «Я трахаю Гермиону Грейнджер втайне от всех вас!» так, чтобы услышала вся школа. Мысль о том, в каком все будут шоке, заставляет его вскочить на ноги, но перед его мысленным взором вспыхивает лицо сначала отца, а затем Грейнджер, и он снова садится.