Том внимательно посмотрел на меня, словно желая увидеть подтверждение тому, что я слежу за нитью разговора. Я признал в этом привычку преподавателя: он хотел быть уверен, что слушатель понял сказанное, прежде чем переходить к следующему пункту.
- Я понимаю, - кивнул я, с нетерпением ожидая продолжения.
- Я объясняю вам это, чтобы вы не забывали, насколько он умён. И помнили, насколько легко и умело он лжёт. Я не удивлюсь, если окажется, что он придумал всё это признание в убийстве только для того, чтобы оставить Алистера в нерешительности и неуверенности, в которых он и находился. Уверен, Фромли наслаждался бы, наблюдая за колебаниями Алистера, мучающегося сомнениями.
- Но всё же, - продолжил он, - я не сбрасываю со счетов вероятность того, что он виновен в убийстве Мойры Ши и специально допустил в своём признании столько неточностей, что их нельзя признать пригодными. Таким образом, он бы поставил себе в заслугу совершённое убийство, но избежал бы наказания, поскольку любые трезвомыслящие люди подвергли бы его признание сомнению.
- Тогда зачем вообще признаваться? Зачем ему «ставить себе в заслугу» совершённое преступление? – спросил я. Слова Тома были очень убедительными, но вот эта последняя часть анализа для меня была бессмысленной.
- Потому что Фромли хотел, чтобы Алистер признал его планирование преступлений - как реальных, так и воображаемых, - сказал Том. - Какую бы выгоду для научного сообщества мы не извлекли потом из исследований Алистера, профессор добился и очень тревожного эффекта на эго Фромли. Он начал чувствовать собственную значимость, поскольку учёные мужи ловят каждое его слово, всё время проводят рядом и с ним и пытаются его разгадать.
- Похоже, в этом есть смысл. Но пока я не могу разрешить обоснованные сомнения по поводу того, убивал Фромли Мойру Ши или нет, передо мной стоит дилемма, как поступить с Алистером.
Я посмотрел на бумаги, толстым слоем покрывавшие стол Тома.
- В этих материалах я не могу найти веских доказательств для полиции и экспертов Нью-Йорка, особенно если речь идёт об убийстве трёхлетней давности.
Том угрюмо посмотрел на меня и поджал губы:
- И это уничтожит репутацию Алистера. Вы не можете этого не понимать.
- Единственное, что меня сейчас волнует, - ровно ответил я, - это то, как побыстрее разобраться с убийством Сары Уингейт и предотвратить ещё одно подобное. Если я сообщу в городскую полицию о преступном прошлом Фромли, они, по меньшей мере, предоставят нам дополнительные ресурсы. Но, помимо этого, нам придётся справляться с политическими последствиями и нападками прессы, а и то, и другое может помешать нам, выследить Фромли.
Следующие полчаса мы спорили, как лучше поступить, и, в конце концов, пришли к соглашению.
Том не сдавался и хотел защитить репутацию Алистера. Он и сам честно признавал, что его цель абсолютно эгоистична, учитывая его отношения с Алистером и связь с исследовательским центром. Но поскольку я и сам был против привлечения третьей стороны, мы пришли к выводам, что надо держать всё в тайне. По крайней мере, пока.
- Это только из-за того, что я считаю, что излишнее внимание к принятому Алистером решению может свести на нет наши усилия в деле Уингейт, - сказал я. – А пока нам надо решить, насколько допускать Алистера к дальнейшему расследованию.
- То есть, вы хотите закончить своё с ним сотрудничество? – Том был искренне поражён, несмотря на все наши предыдущие обсуждения.
- Естественно, - произнёс я. – Я ему не доверяю. Просмотрев эти записи, - кивнул я на стопку бумаг на столе Тома, - я осознал, что обвинения против Фромли довольно сомнительны, как и всё его признание в целом. Это же касается и дела Смедли. Но это не меняет того факта, что Алистер поставил собственные исследования превыше всего остального. Вот вы можете, положив руку на сердце, по-другому оценить его поступок?
- Если честно, то такой вывод могли сделать только вы, - откровенно произнёс Том. – Я понимаю, что моральные и этические нормы Алистера могут отличаться от ваших собственных, но они не становятся аморальными только оттого, что вам сложно их понять. Я не сомневаюсь, что имей Алистер убедительные доказательства, он сдал бы Фромли полиции. Но учитывая то, что их не было, он решил продолжать начатое.
Том на пару секунд замолчал.
- Знаете, он не настолько не сочувствует вашим целям, как вы, похоже, думаете.
Что-то в его тоне показалось мне странным, и я пристально взглянул на Тома.
- Что вы хотите этим сказать?
- Алистер всю свою жизнь был профессором криминального права. Но долгое время это было просто профессией. Он днями занимался своей работой, завоевал авторитет среди семьи и друзей, и…, - Том слегка улыбнулся, - …свободное время проводил в светском обществе. Криминология не была его страстью – даже одержимостью – пока не убили его сына Тедди.
- Убили? – резко переспросил я, вспоминая, как Изабелла напряглась при упоминании имени Тедди. – Я слышал лишь то, что Теодор Синклер трагически погиб во время поездки в Грецию.