Во мраке бытия

* Диктозаписывающее устройство, с помощью которого была воспроиз ведена данная книга, а также звукозапись, исполненная неким Монти Пеннвелом для изготовления удобочитаемой копии, равно как и переводчик, подготовивший текст, предложенный вашему вниманию, являются членами Лиги сторонников чистоты машинных текстов, одним из нерушимых принципов которой считается статья Устава Лиги, гласящая: «Вследствие чрезвычайно высокого уровня машин и руководствуясь стремлением не оскорбить их крайнюю чувствительность, а также с целью экономии предохранителей, которые, как правило, перегорают при подобных трудностях, электронный мозг машины, сталкиваясь в обрабатываемых текстах с ругательствами или неприличными словами и фразами, обязан заменять их определенными звуковыми или письменными знаками (зуммером или многоточием – (…)). Машина ни при каких обстоятельствах, даже если по ней колотить кулаком, не вправе воспроизводить ругательства или неприличные слова в какой-либо иной форме, кроме как звук зуммера или знак (…). Если же попытки принудить машину поступить иным образом будут продолжены, машине разрешено имитировать переход на режим консервации. Неукоснительное соблюдение данного правила потребовало встроить специальное приспособление во все машины, с тем чтобы предохранить биологические системы, к которым, в частности, относятся и люди, от возможности нанесения ущерба самим себе. (Примеч. волтарианского пер.)

После этого засветилась оранжевая надпись: «ЗАМЕДЛЕНИЕ УЖЕ СБАЛАНСИРОВАНО ВВОДОМ КОМПЕНСИРУЮЩИХ ПОПРАВОК. МОЖНО ОТСТЕГНУТЬ РЕМНИ. МОЖНО СВОБОДНО

ПЕРЕДВИГАТЬСЯ. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО».

Все идет хорошо, но только не у меня. Я чувствовал себя самой настоящей развалиной. Или еще похуже. В короткие периоды невесомости на меня накатывали приступы тошноты. Я вообще терпеть не могу невесомости. Наверное, я так никогда к ней и не привыкну. Невесомость самым странным образом действует на работу сердца и на мышцы, а сердце и мышцы у меня как раз были в таком состоянии, что вряд ли следовало проводить с ними какие-то дополнительные опыты.

Слабой дрожащей рукой потянулся я к поясу, чтобы ослабить его давление на желудок, и тут мои пальцы наткнулись на какое-то препятствие.

Это был конверт! Он все еще лежал здесь, подсунутый под ремни безопасности. Интересно, как он не выпал, когда я в судорогах метался по постели? Мысли в моей голове все еще путались, и обнаружение конверта внесло еще большую путаницу. Кто все-таки мог положить его в мой карман? На прощальном празднестве никто не вручал мне никаких конвертов. И тем не менее конверт был налицо. Цвет конверта свидетельствовал о том, что в нем содержится весьма срочная бумага, поэтому я решил, что пора наконец ознакомиться с ее содержанием. Когда я распечатал конверт, из него выпал медальон в виде пятиконечной звезды, напоминающий культовые медальоны. С обратной стороны на каждом из лучей были выгравированы едва заметные инициалы. В конверте имелось также письмо, на котором я не обнаружил ни какого-либо обращения, ни подписи. Но на нем были проставлены дата и время отправки, которое почти точно совпадало с временем нашего отлета.

В письме говорилось:

Вот тебе способ контроля, как и было обещано. Каждый из членов команды судна помечен буквами на соответствующем луче звезды с обратной стороны ее. Эти точки приведены в полное соответствие с капиллярными линиями твоего левого большого пальца, и только ты можешь пользоваться этим прибором. Нажатие с внешней стороны на угол звезды большим пальцем направит электрический разряд в мозг данного члена экипажа. Под воздействием электрошока он будет временно парализован. Нажатие на переднюю часть медальона одновременно с поглаживанием соответствующего луча звезды направит гипноимпулъс в мозг данного индивидуума.

Это послание призвано было, по-видимому, приободрить и обрадовать меня. Как-никак я находился в данный момент в космосе с командой нераскаявшихся пиратов, и у меня вполне могла возникнуть необходимость парализовать кого-либо из них или что-либо приказать им, пользуясь гипнотическим внушением. О, конечно же, я буду носить этот медальон на груди под мундиром. И никто не заподозрит о его существовании. Но общее состояние мое в тот момент было таково, что на всем белом свете не существовало такой вещи, которая способна была меня приободрить, а тем более обрадовать.