Во мраке бытия

Солтен Грис, он же Султан-бей, на пути к просто неприличному богатству. И в конце концов, разве Великий Совет не велел нам внедрять элементы более прогрессивной технологии на этой планете? То есть именно в тех областях, где технология эта принесла бы настоящую пользу, не так ли?

Глава 3

Солнце шпарило вовсю. Небо было безоблачным и сияющим, во мне тоже все сияло и пело, когда я гнал свою машину, возвращаясь домой. И тут мне припомнилось, что вдобавок ко всему мне еще сегодня доставят танцовщицу. Будущее представлялось мне настолько блестящим, что я невольно сделал то, чего я обычно никогда не делал — я вдруг запел.

Фрэнки и Джонни — парочка что надо!

Что бы ни случилось, Фрэнки с Джонни рядом!

Фрэнки клялась Джонни век его любить,

Джонни клялся Фрэнки девочек забыть!

На дороге появилось препятствие. Это была вереница из десяти тяжело нагруженных верблюдов. Они плелись, с трудом передвигая ноги, и я даже не мог разглядеть, где же их погонщик. Сигнал у— моего «рено» давным-давно испортился, и мне пришлось чуть ли не по пояс высунуться в окно, чтобы разглядеть, что же там творится во главе каравана.

Ага! Именно то, чего я и ожидал.

В этих местах веревку-поводок переднего верблюда зачастую привязывают к ослу, поскольку животное это, по-видимому, знает дорогу к месту, куда направляется караван. И вот осел попросту тянет за собой всю цепочку верблюдов и приводит их в конце концов к месту назначения. По этому можно судить, до чего же глупые животные эти верблюды, если такая маленькая и тупая скотина, как осел, оказывается умнее их.

Такого шанса позабавиться просто нельзя было упускать.

Я тут же запел во весь голос:

Вернись ко мне, мой друг!

Ведь я же твой супруг!

Я направил машину почти прямо на осла. Тут уж вопрос стоял так — либо мой бампер, либо его нос. Но не исключаю возможности, что главную роль здесь сыграло и мое пение. Глупое животное рвануло привязанную к нему веревку-поводок, взревело и перемахнуло через кювет. Верблюды вели себя так, будто попали под артиллерийский обстрел. Они сразу же попрыгали с дороги на поле подсолнечников, теряя вьюки и пытаясь во что бы то ни стало следовать за ослом. Я просто покатывался со смеху. Так я подъехал к Международному центру переподготовки фермеров, перевернув попутно бампером выставленный здесь явно по ошибке столб со знаком, запрещающим парковку, и остановился у конторы коменданта базы.

Контраст между выражением его лица и моим настроением был просто разительным. При виде меня он застонал и обеими руками схватился за голову.

— Офицер Грис, — сказал он, подымая наконец голову, — нельзя ли нам постараться создавать вокруг себя поменьше замешательств?

— Ты что, имеешь в виду этот дурацкий дорожный знак? — высокомерно поинтересовался я.

— Нет. Дело вовсе не в нем. Прошлой ночью произошла драка, а сегодня наши агенты в городе донесли, что сыплются жалобы со стороны владельцев тележек, жалобы полиции на то, что вы постоянно паркуете машину в неположенных местах, а перед самым вашим появлением мне позвонили и сообщили, что вы с каким-то гангстером открыли пальбу в отеле. Умоляю вас, офицер Грис, будьте поосторожней. Нас вообще не должны замечать здесь. До вашего прибытия мы все…

— Глупости! — резко перебил я его. — Вы жили совсем не в духе планеты. Вы вели себя как захолустные деревенские растяпы. Вы не задавали тон и ритм, и вы далеко отстали. Так что позвольте теперь действовать мне! Именно я являюсь крупнейшим специалистом по социально-поведенческим стереотипам на Блито-ПЗ. Вы хотя бы посмотрели их фильмы, если не способны на что-либо другое. Ну хотя бы те, которые импортируют в Турцию. Да они там ничем иным и не занимаются, как только стрельбой друг в друга и взрыванием всего на свете. Но у меня сейчас просто нет свободного времени, чтобы восполнять пробелы в вашем самообразовании или заниматься улучшением культурно-просветительской работы. Я приехал сюда ради дела! И я швырнул пачку контрактов на его стол. Он взял ее усталым жестом и сокрушенно покачал головой, как бы давая понять, что он и тут не ожидает ничего хорошего.

— Госпиталь? — недоуменно спросил он. — Госпиталь стоимостью в пятьсот тысяч долларов?

— Вот именно, — сказал я. — А уж заботы по государственному устройству, Фахт-бей, оставьте мне.

— Но ведь это не было одобрено нашим, местным офицерским советом. Наш начальник финансовой службы упадет в обморок при виде этих бумаг.

Кого-кого, а нашего начфина я знал отлично. Он был беженцем из Бейрута. В Ливане он считался одним из ведущих банкиров, пока война не привела к краху банковское дело и не заставила его бежать из страны. Жадный и наглый ливанец.

— А ты передай ему, чтобы он вытащил из казенного денежного ящика свои грязные лапы, пока я не обрубил ему их, — сказал я. — И раз уж мы заговорили об этом, то выдай-ка мне тридцать тысяч лир. Я поиздержался на этом деле. Он поплыл в свою комнату на задах конторы и вернулся оттуда с тридцатью тысячами турецких лир. Сделав какую-то пометку в книге, он, стоя прямо передо мной, спокойно отсчитал десять тысяч и спрятал их в карман.