Во мраке бытия

Записывающее устройство продолжало медленно проворачивать пленку, но экран пока был отключен. Я решил начать с более раннего времени. Включив экран, я стал просматривать сделанные уже записи, изредка останавливаясь на каком-нибудь заинтересовавшем меня кадре.

Прошлой ночью он просто добрался пешком до базы и забрался на корабль. При этом он здорово хромал. Должно быть, ему все-таки здорово повредили ногу. Прогоняя пленку на большой скорости, я услышал в динамике какой-то свист. Я остановил пленку и вернул ее немного назад, после чего включил нормальную скорость. Передо мною возник открытый люк корабля, а далеко внизу у подножия лестницы маячила массивная фигура Фахт-бея, который звукорезонатором прикасался к обшивке корабля.

— Ах вот вы где, — сказал Фахт-бей, задрав голову. — Я комендант этой базы, офицер Фахт. А вы будете инспектором Короны?

— Я послан сюда по приказу Великого Совета, если вы это имеете в виду. Поднимайтесь на борт.

Фахт-бею вовсе не улыбалось взбираться на высоту восьмидесяти футов по хлипкой лесенке, а именно такое расстояние отделяло люк от пола ангара, так как корабль находился сейчас в вертикальном положении.

— Да я просто хотел поглядеть на вас, — сказал он.

— Мне тоже, знаете, хотелось на вас поглядеть, — сказал Хеллер, взирая на него с высоты. — Одежда, которую мне выдали в вашей интендантской службе, слишком коротка и узка, а обувь размера на три меньше, чем требуется. Это известие меня весьма разочаровало. Значит, никто не сломал и не вывихнул ему ногу — все дело просто в тесных ботинках. Ну что ж, не всегда удается сорвать банк.

— Именно по этому вопросу я и хотел повидаться с вами, — крикнул ему Фахт-бей. — Тут весь город буквально с ног сбился, разыскивая некоего человека, который по описанию очень похож на вас. Говорят, что он якобы изувечил вчера двух весьма популярных и известных здесь лиц, напав на них в разное время в аллеях местного парка, где и избил их до полусмерти обрезком свинцовой трубы. У одного из них сломана шея, а у второго рука и обнаружены трещины в черепе. Оба они отправлены срочно в Стамбул для дальнейшего стационарного лечения.

— А каким образом вы пришли к выводу, что описание того дебошира совпадает с моей внешностью? — спросил Хеллер. Меня всегда раздражала его дотошность. — Вы ведь впервые видите меня.

— Грис описал мне вашу внешность, — сказал этот (…) Фахт-бей. — Так что вы уж, пожалуйста, не воспринимайте это как обиду. Как я понимаю, вы здесь пробудете еще два или три дня. — Ну и (…) этот Фахт! Он наверняка прочитал приказ, адресованный Рату. — Вот поэтому я и решил воспользоваться предоставленным мне на этой базе правом и, заботясь о ее безопасности и вашем благополучии, попросить вас не покидать территорию ангара на время вашего здесь пребывания.

— А хоть по ангару-то мне побродить разрешается? — спросил Хеллер.

— Разумеется, можете гулять совершенно свободно, не ограничивая себя ничем, при условии, что вы не будете переступать порог туннеля, ведущего во внешний мир.

— Благодарю вас за добрый совет, офицер Фахт, — сказал Хеллер и приветливо помахал толстяку рукой.

На этом данный эпизод записи и закончился. Я тут же быстро прогнал пленку, пока вспышка на экране не подсказала мне, что у Хеллера вновь открылся люк.

Хеллер как раз спускался по лестнице, причем мне был отлично слышен каждый его шаг. Наконец он с громким звяканьем ступил на каменный пол ангара, и тут только до меня дошло, что у него на ногах опять ботинки для передвижения по кораблю в открытом космосе и металлические пластины в них не убраны внутрь. Так, дребезжа при каждом шаге, он принялся расхаживать по ангару с небольшой записной книжицей в руке, куда постоянно вносил какие-то свои наблюдения и делал пометки, сверяясь с часами. Он обошел по периметру весь ангар, сопровождаемый этим звяканьем, время от времени топая двумя ногами. Я прекрасно знал, чем он сейчас занят. Он, по-видимому, страшно забавлялся, знакомясь с новым для него местом. Ох уж эти военные инженеры! Все они просто чокнутые. Кому нужны их вечные замеры и подсчеты всего и вся? А может быть, он практиковался в ориентировании на местности или в определении расстояния, а может быть, подкреплял другие какие-то свои навыки. Но это его заботы.

Я побыстрее прогнал ленту, полагая, что он займется в конце концов каким-нибудь стоящим делом, но его, похоже, вполне удовлетворяло это бессмысленное занятие. Время от времени он останавливался у двери или у нового ответвления туннеля и, с грохотом подпрыгнув на месте, заносил потом что-то в свою книжонку.