Во льдах и подо льдами (др.изд.)

В 10 ч утра 25 сентября «К-181» отдала швартовы, через два часа погрузилась на глубину 60 м и со скоростью 15 узл. легла на курс, ведущий к точке встречи с ледоколом «Добрыня Никитич». 27 сентября в 6 ч 15 мин она всплыла в мелкобитом льду в надводное положение, спустя три часа встретилась с ледоколом, вышла с ним на голосовую связь. А затем, напутствуемая пожеланиями счастливого плавания, погрузилась на глубину 120 м и подо льдом направилась в Центральную Арктику через желоб Франц-Иосифа. Гидролокаторы вели наблюдение по курсу корабля. Повахтенно работали гидроакустические станции «Арктика-М» и «Плутоний». Замерялись температура и плотность забортной воды, скорость распространения звука.

28 сентября в точке с координатами 82° 30' северной широты и 42°27' восточной долготы навигационный комплекс перешел на работу в квазикоординатах. Лодка шла к полюсу теперь квазикурсом 317°.

В основном плавание проходило спокойно, без каких-либо серьезных осложнений. Но жизнь есть жизнь, и она порой преподносит разные «сюрпризы». Уже в самом начале похода, еще до погружения, случилось и вовсе непредвиденное: на корабле обнаружили «зайца», так сказать «безбилетника». Молодой матрос по фамилии Шиматюк из другого экипажа вместе с несколькими товарищами готовился на «К-181», чтобы в дальнейшем сдать зачеты на самостоятельное заведывание своим боевым постом. Перед походом всех отправили на берег, а Шиматюк притаился в одном из отсеков. «Уж очень хотелось мне сходить на полюс», — заявил, когда его обнаружили. Настроение у командования было приподнятое, и прегрешение будущему моряку-подводнику великодушно простили. В базу передали радиограмму о «находке», чтобы Шиматюка не зачислили в дезертиры.

Напомним, кстати, что такой же «заяц», но по фамилии Резник, год назад оказался и на подводной лодке «К-3», направлявшейся к полюсу. Его даже потом удостоили медали «За отвагу»[375].

Во время плавания, естественно, постоянно поддерживалась связь со штабом флота. Однако в один из дней штабу Северного флота связь не удалось установить с лодкой, несмотря на все старания подчиненных начальника связи флота капитана 1 ранга Н.И. Трухнина. Начальник штаба контр-адмирал Г.М. Егоров, посоветовавшись с командующим ВВС флота генерал-лейтенантом авиации И.Е. Корзуновым, решил послать в район, где, по расчетам, находился экипаж Сысоева, самолет. Обследовав сотни квадратных километров ледяных просторов, летчики установили контакт с лодкой. Тревога улеглась.

«Не обошлось и без казусов, смешными которые могут показаться только теперь, 30 лет спустя, — напишет впоследствии бывший командир «К-181», адмирал в отставке Юрий Александрович Сысоев. — А тогда над головой был лед, толщина которого доходила до 25 м, под килем четырехкилометровая бездна. Но убаюкала боцмана, несшего вахту на рулях, автоматика — уснул. А во сне толкнул коленом рукоятку управления кормовыми горизонтальными рулями. Дифферент на нос, лодка проваливается на глубину — подо льдом это вызывает не самые приятные чувства. Пришлось перейти на ручное управление, встряхнуть людей»[376].

Еще об одном происшествии поведал много лет спустя капитан 1 ранга в отставке, Герой Социалистического Труда В.П. Рыков, тогда заместитель командира дивизии. По решению командующего он нес в походе наравне с Ю.А. Сысоевым командирскую вахту. «Как-то я попросил разрешения у командующего сходить в четвертый отсек проверить вахту. Касатонов согласился. Только я ушел — ревун. Упала аварийная защита (A3) реактора. Командующий расстроился. И это понятно — срабатывание аварийной защиты (а она чутко реагировала порой и на незначительные отклонения) подо льдом — процесс длительный, требующий надежного энергетического обеспечения... Мы четко отработали все необходимое. Командующий успокоился»[377]. Однако через некоторое время он приказал Рыкову все время находиться в центральном посту и даже там отдыхать.

Долгое время «К-181» шла плотным ледяным покровом. На экране телевизионной установки он выглядел сплошной черной массой. По мере приближения к полюсу в паковом льду с осадкой 3—5 м стали попадаться все чаще трещины, разводья и даже полыньи. Это обнадеживало: вдруг удастся всплыть непосредственно на полюсе.

Наступило 29 сентября. По плану атомоход должен был пройти полюс ровно в 6.00 утра по московскому времени (оно же было и корабельным). Однако расчеты показали, что у «земной оси» корабль будет на полчаса раньше. Руководитель похода — адмирал флота В.А. Касатонов, любивший точность, приказал: прибыть на полюс в соответствии с назначенным временем. Пришлось перейти на движение под электромоторами. В результате лодку стало сносить. Но вот поступил четкий, лаконичный доклад корабельного штурмана: «До полюса — одна миля».

Через короткий промежуток времени услышали по корабельной трансляции не уставной доклад, а восторженный возглас: «Полюс! Проходим полюс!..» Что ж, В.М. Храмцова можно было понять. Его чувства разделяли все, кто находился в отсеках.