— И ты, верный сын, предпочитаешь смерть от ахейской руки, но ничего не хочешь сделать для спасения своего города? Своего народа?
— Я не могу.
— А я могу, — неожиданно тихо сказала Андромаха. — Если жизнь города требует жертв, то я готова принести эти жертвы. Твоего отца, твоего брата, эту чужеземку, из-за которой все началось, себя и даже своего сына, Гектор. И я сделаю все, что надо.
— Что ты говоришь, любимая?
— Выходи завтра в поле, — сказала она. — А когда ты вернешься, ты станешь правителем нашего города. Я позабочусь об этом. Ты только вернись.
На лице Гектора сменялись обуревающие лавагета чувства, но борьба была недолгой. Видимо, он для себя все уже решил.
И предпочел не задавать своей жене лишних вопросов из опасения услышать хотя бы один ответ.
Анхисида он разбудил пинком. Легким, конечно, можно даже сказать — дружественным, но все равно пинком. И даже не специально, а потому что Эней спал на пороге своего дома, так и не добравшись до опочивальни, и лавагет об него банально споткнулся.
— Ты достаточно трезв для серьезного разговора?
— А то, — сказал Эней.
— Завтра мы выйдем в поле, — сказал Гектор.
— Как это завтра? А перемирие?
— В Тартар перемирие.
— Это подло, — сказал Эней. — Но это мне нравится. Наши воины не гуляли на свадьбе. И последствия возлияний Дионису их не мучают. Мы перережем врагов сонными.
— Нет, — сказал Гектор. — За час до рассвета пошлем в их лагерь гонца и предупредим о битве.
— Но зачем, Приамид?
— Завтра мы выйдем в поле в последний раз, — сказал Гектор. — И пусть все будет сделано по правилам. Мы нарушим перемирие, но не подло и низко, а заранее предупредив об этом. И никто не упрекнет нас…
— В последний раз? Что это значит, Гектор?
— Если мы переживем этот бой, то потом будем лишь защищать стены. Наш город неприступен, когда наше войско внутри него. А завтра… Завтра мы должны нанести ахейцам удар, который они запомнят надолго. Пришло время бить по вождям, Эней. Атриды, Ахиллес и Аякс Большой должны умереть. Я не хочу, чтобы они вышли из боя живыми.
— Аякса я возьму на себя, — сказал Эней. — Но как быть с Атридами? Агамемнон не бьется в первых рядах.
— Поговори с лучниками. Я постараюсь убить Ахиллеса.
— Но как? Мы же пробовали с тобой, помнишь? Поганец неуязвим.
— Любого можно убить, Анхисид. Любого, даже бога, а Ахиллес пока еще не бог.
Одиссей закинул лук за спину и принялся пересчитывать стрелы. А стрелы у Лаэртида были отравленные, после попадания итакийца еще никто не выживал.
Благородные воины не видели ничего зазорного в том, чтобы смазывать свои стрелы и копья ядом. Разные у нас с ними понятия о благородстве.
Правда, я себя благородным никогда не считал. По моему скромному разумению, честь и война — понятия несовместимые. Если ты хочешь победить, то тебе лучше забыть о чести и использовать все средства для достижения цели.
Я до сих пор жив только потому, что ничем не брезгую при выборе средств.
Поэтому я никогда не смогу понять Гектора, который решил нарушить перемирие, что давало сынам Трои определенное преимущество, но не стал это преимущество развивать и отправил ахейцам глашатая с вестью об утренней битве.
Как и следовало ожидать, сие известие ахейцев обрадовало несильно. Половина войска, включая всех предводителей, была пьяна, и лагерь долго сотрясали похмельные стоны и крики о предательстве и вероломстве жителей Илиона.
Но протрезвели они достаточно быстро. Прекрасно понимая, что троянцы не будут делать скидок на похмелье врага, вожди чуть ли не пинками загоняли своих солдат в холодную морскую воду.
Диомеда Одиссей пошел будить лично.
— Просыпайся, ванакт.
— Кто здесь?
— Одиссей.
— А, тип, преисполненный козней различных и мудрых советов… Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом.
— Ты нуждаешься в хорошем пинке. До рассвета осталось совсем немного.
— И что с того?
— Гектор нападет на нас на рассвете.
— Чушь. У нас еще два дня перемирия.
— Троянцы нарушили его.
— Приапоголовые ублюдки! Ведь их вожди бухали вместе с нами!
— Гектор почти не пил. Он здраво рассудил и выбрал удачное время для битвы. Для Трои это хороший выбор, Тидид. И мы должны быть благодарны Гектору хотя бы за то, что он решил предупредить нас, а не напал внезапно.
— Клеад, вина! Твоему господину срочно надо поправить здоровье перед боем!
Одиссей наклоняется, проверяет, ладно ли сидят на нем боевые сандалии и поножи, несколько раз притопывает ногой. Древнегреческий воин перед боем подобен современной женщине перед важным для нее свиданием. Одевание и моральная подготовка могут занимать даже несколько часов.
Ахиллес, например, начал облачаться в свои божеской работы доспехи почти сразу же после извещения о предстоящей сече. Зато Диомед до сих пор мудрит со своей броней. Точнее, Клеад над ней мудрит, а Диомед глушит неразбавленное вино, добиваясь нужной кондиции.
Я в очередной раз пожалел об отсутствии курева и вернулся к наблюдению за троянцами.