Во имя любви

Мужчины прошли в просторную, но порядком захламленную кухню. К краю деревянного стола была прикручена мясорубка, рядом с ней расположились миски с мясом и уже готовым фаршем. Касатик подсел к этой самой мясорубке и решительно ухватился пальцами за ручку.

— Присаживайся, где почище, — радушно предложил он Лаврикову. — Пить будешь чего?

— Нет, не буду. — Лавр выбрал стул возле самого окна и вроде случайно покосился на улицу. Однако с такой высоты разглядеть свое авто не представлялось возможным, если только прижимаясь лбом к стеклу. — Утро же.

— Ну и правильно… — одобрил его позицию хозяин.

Приготовление фарша возобновилось. Пожилой кулинар монотонно вращал ручку мясорубки, то и дело докладывая в нее сырого мяса. С минуту или около того Лавр наблюдал за его действиями.

— Ты бы на электрическую мясорубку разорился, Касатик, — посоветовал он. — Не так дорого стоит.

— Стоит-то недорого, мне притаскивали, — ответил тот. — Но там режимы всякие, насадки. Для академиков. И потом, знаешь, сколько она энергии потребляет? Уйму! А счетчик скручивать как-то западло… Ну, говори давай.

Касатик с ходу брал быка за рога. Он понимал, что не о мясорубках и электроэнергии потолковать пришел сюда Лавр. Именитому законнику еще вчера вечером передали о желании Федора Павловича встретиться. И именно он, Касатик, назначил сегодня встречу на десять утра. К настоящему моменту часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Не хотелось бы раздувать аудиенцию до бесконечных размеров. Приблизительно такое же мнение было и у Лавра.

— Сразу и говорю, — сказал он. — Сними с меня Хомута.

Касатик усмехнулся. Из радушного хозяина, добросовестно готовящего биточки для себя и для Жучки, он мгновенно превратился в того, кем являлся на самом деле. Хитрым, опасным и изворотливым типом, который всегда знал, чего хочет, и мог быть предельно жестоким для достижения цели.

— А зачем тогда ты на Охотный подался? — иронично произнес он. — Мигалку к машине пришпандорить хотелось?

— Нет у меня никакой мигалки, — тут же открестился Лавриков. — А дела на Охотном Ряду есть. По профилю. По общему интересу. Тюремная система. Пацаны с пацанками.

— Ага, — коварно осклабился Касатик. — Ты на одном пацане положение уже профукал.

Федор Павлович не спасовал. Напротив, он гордо вскинул голову и прямо посмотрел в глаза собеседнику.

— Я в открытую поступил. — В голосе прозвучал вызов.

— Знаю… — Касатик уловил эту перемену и решил немного сбавить обороты. — Чем Хомут не мил? От большого человека большая благодарность была бы. А иначе… — Вор в законе грустно покачал головой. — С него начнут, до всех доберутся. И пока суд да дело, резня среди наших оголтелых начнется за место под уральским солнышком. Конфликт поколений.

— Не смогу я с Кекшиевым договориться, — честно признался Федор Павлович.

— Мешок бабок — и весь разговор.

— Так мешок тоже поднести требуется с поклоном. А я с ним раз столкнулся — мурашки по телу.

Касатик саркастически хмыкнул. Он приостановил процесс приготовления фарша и подался вперед.

— Нежными стали, — изрек он. — Туалетную бумагу повышенной мягкости берете, розовенькую. Забыли, как наждаком подтираться.

— Ты это к чему, Касатик, с наждаком? — не сразу врубился Лавр.

— К слову!

Федор Павлович интуитивно почувствовал, что обстановка накаляется. Свидетельствовали об этом резкие нотки в интонациях собеседника. Следовало вести себя с Касатиком более дипломатично. Иначе желаемого результата не добьешься.

— Не в нежности дело. — Лавр достал сигареты и вопросительно взглянул на хозяина. Тот кивнул, что позволило гостю уже без всякого стеснения закурить. — Сорвусь, дело провалю. Если все так просто — другого снаряди с мешком.

— Гордыня, Лавр. — Касатик подцепил с подоконника пепельницу и поставил ее перед депутатом Государственной думы. — Здорово тебе гордыня мешает.

— Может, это простое достоинство? — предположил Федор Павлович, глубоко затягиваясь.

— Какое еще достоинство?

— Человеческое.

Касатик нахмурился.

— У нас — свой аршин, — жестко произнес он. — Что достойно, а что нет.

— Касатик, я ведь вроде не с вами теперь, — осторожно напомнил Федор Павлович.

— Значит, против нас? — усмехнулся тот.

— Ну зачем эти цитаты столетние?

В разговоре снова образовалась пауза. Касатик поднялся на ноги, придвинул поближе миску с фаршем и принялся месить его обеими руками. На Лавра при этом не смотрел.

— Есть в них определенная логика, в столетних… — философски заметил он. — Да не бойся. Ты по совести вышел, чисто все сдал…

— Лучку бы добавить, — совершенно неожиданно прервал его тираду Федор Павлович. У него у самого-то вырвались данные слова непроизвольно.

— А? — Касатик повернул голову.

— В фарш, говорю, луку репчатого. — Лавр кивнул на миску, в которой бродили руки законника. — Собакам очень полезно для пищеварения. Вредные микробы дохнут. И глиста гонит.

В глазах Касатика вспыхнула неподдельная заинтересованность.