— Что же мне выбрать? Что кстати человеку бедному и старому, кто нуждается к тому же в ваших назиданиях? Да вот что — поместите-ка меня в обиталище священных змей на Акрополе. Там я для вас буду безопасен и вы мне не станете докучать. И хорошо бы, если каждое утро вы приносили к моим дверям несколько штук медовых лепешек, которые вы столько веков благоговейно подносите Змею Эрехтею, сыну Афины Паллады. Ведь я, как мне кажется, сделал больше доброго и меньше злого, чем какая-то божественная скотина…
И ценящие шутку афиняне разразились хохотом и шумом одобрения.
Сократ же продолжал:
— Выходит, вы одобряете мой выбор? Ну, вот, видите: сами вы, оказывается, не способны даже придумать осужденному должное наказание! А раз так, то ваше жалованье, судьи, по праву принадлежит мне!..
Но, истолковав неверно эту шутку, бранью встретили ее разгневанные афиняне:
— A-а, так ты вздумал поносить наших судей!
— Вспомните, сограждане, ведь изменник Алкивиад и узурпатор Критий — ученики Сократа! Вот кого готовит нам из молодежи его хваленая мудрость!
— Пусть изопьет горькую чашу до дна!
— Смерть ему, а не изгнание!
И в ярости кинулась ближайшая толпа, чтобы побить Сократа, но, поднявшись с мест, стеной заслонили учителя друзья его, а стражники разогнали толпу. И, перекрикивая вопли афинян, возгласил главный судья:
— Выборные! Голосуйте за приговор! — И тем восстановил в народе мертвую тишину.
И, косясь на Сократа одни озлобленно, другие с сожалением, потянулись судьи к кучкам камешков, черные кидая влево, а белые вправо. И, посчитав в обеих — и на глаз было видно — не равновеликих кучках камешки, сообщил счетовод на ухо главному судье результат, и железный голос объявил:
— Итак, за изгнание — сто сорок один! За смертный приговор — триста шестьдесят! Последнее слово тебе, Сократ!
И, выступив вперед, сказал Сократ, потрясенный скорой расправой над ним:
— Я ухожу отсюда, приговоренный вами, афиняне, к смерти, а мои обвинители уходят, уличенные в злодействе и несправедливости. Вы думаете, что, умерщвляя людей, вы принудите других таких же, как я, отказаться от порицания нечестия вашей жизни? Заблуждаетесь! Такой способ самовыгораживания и не вполне надежен и не чист. А вот вам способ самый надежный и легкий: самим стараться быть как можно лучше, а рты другим не затыкать, потому что свобода говорить и спорить есть величайшее благо для людей! Но уже пора идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме богов!..
И в молчании сограждан вытянул руки Сократ, и, надев на них железные оковы, повел его стражник в тюрьму…
Когда же вышел из суда Сократ, встретила его рыдающая Ксантиппа и, пробившись сквозь толпу зевак, громко возопила мужу:
— Ты осужден безвинно, Сокра-ат!
— А ты бы хотела, чтобы заслуженно? — ответил ей Сократ и попросил друзей проводить Ксантиппу домой.
…Но скорый суд не завершился скорой казнью, и суждено было Сократу тридцать дней еще прожить в тюрьме, ибо накануне дня судилища настал делосский праздник Аполлона, и отправились на остров Делос корабли со священным посольством и с хорами из лучших певцов и, по древнему обычаю, всем казням в Афинах давалась отсрочка в праздник — до возврата кораблей из Делоса домой. И, в просветлении духа, с невозмутимостью сносил Сократ холодный мрак своей темницы, радуясь что боги предоставили ему еще одну возможность беседовать с друзьями и размышлять.
И в один из последних дней отсрочки, на рассвете, со скрежетом железным отворилась дверь к Сократу в каменную одиночку, и, пробужденный ото сна, приподнялся с деревянного ложа Сократ и, увидев благообразное лицо Критона, спросил:
— Что это ты пришел в такое время, Критом? Или не так уж рано?
— Едва светает, — сказал Критон, садясь в ногах Сократа.
— Удивляюсь, как это тюремный страж впустил тебя.
— Он ко мне уже привык, к тому же я отчасти и ублаготворил его. Удивляюсь я тебе, Сократ, — с улыбкой продолжал Критон, — как сладко ты спишь, невзирая на беду, постигшую тебя. И прежде я часто дивился твоему счастливому характеру и тем более дивлюсь теперь…
— Но ведь было бы нелепо, Критон, в мои-то годы роптать на то, что приходится умирать.
— И другим, Сократ, случалось на старости лет попадать в такую же беду, однако же их старость нисколько не мешала им роптать на свою судьбу.
— Это правда… Но ты не сказал, зачем так рано пришел.
— Я пришел с тягостным известием, Сократ, тягостным и мрачным…
— Уж не прибыл ли с Делоса священный корабль?
— Он еще не прибыл, но его ждут не сегодня завтра. И тогда, Сократ, тебе необходимо будет кончить жизнь.
— В добрый час, Критон. Если так угодно богам, пусть так и будет.