Внутри

А дальше было совсем дико. Я нашла схемы, сделанные явно не Ириной Георгиевной — почерк на подписях чужой. Это были очень странные зарисовки! Как будто Земля, наша планета, но окруженная непонятно какими линиями. Некоторые были просто обозначены пунктиром, на других стояли крестики.

Этот же почерк был и на карте, которая лежала под схемами. На ней некоторые участки были обведены ручкой, рядом с ними стояли подписи: «Низкая активность», «Высокая активность», «Вспышки активности». А один участок, небольшой, был и вовсе обведен несколько раз, с такой силой, что бумага почти порвалась.

Я ровным счетом ничего не понимала. Но в этот момент я подумала… Может, я поставила перед собой не ту задачу с самого начала? Все эти дни я силилась понять, что с Русланом. А вместо этого мне нужно было разбираться, где Руслан.

Да ну, не может быть, нет! Он болен, нет тут никакой загадки. Конечно, во время того странного приступа в ванной он намекал на какое-то место, куда он не хотел возвращаться. Но много ли можно ожидать от сумасшедшего, честное слово?

Я не должна руководствоваться словами Руслана, как бы невероятны они ни были. А Ирина Георгиевна… Она была пожилым человеком, столкнувшимся с очень-очень большим горем. Неизвестно, как это повлияло на ее психику!

Она искала пути вылечить Руслана, но медицина не могла ничем помочь. Тогда Ирина Георгиевна занялась непонятно чем, стала искать какие-то мистические пути спасения, только и всего. Разве это не логично? Утопающий хватается за соломинку — это она и делала.

Доводы гласа рассудка помогали успокоиться, но не до конца. Ну не получалось у меня поверить, что все в истории Руслана так однозначно! Приступ в ванной, раны на его теле, постоянно пониженная температура… Это как объяснить? Медицина так точно не может!

Поэтому я перебрала бумаги, сложила те из них, что были мне непонятны, в отдельную папку и унесла с собой, чтобы снова изучить дома. А еще я забрала ноутбук Ирины Георгиевны, стоявший на столе. Он полностью разрядился, у меня не было времени возиться с ним прямо сейчас, я и так задержалась. Но в нем вполне могли быть ответы, которых мне пока не хватало, связующие нити между этими бумагами.

Дни в ноябре короткие, поэтому, когда я вернулась домой, сумерки уже сгустились, хотя время было совсем не позднее. Дом приветствовал меня разноцветными огнями окон — и только в моей квартире было темно.

Так, а это еще что за чертовщина? У меня большая часть окон выходит на эту сторону, и хотя бы в одном должен быть свет, да хоть отблеск огней из коридора! Неужели эта девица все-таки решила, что ей надоело, и ушла?

Я выскочила из машины и сразу же набрала ее номер. Мне было не просто неспокойно — мне было страшно, и я злилась. Мне нужно было хоть какое-то объяснение, однако объяснения не было. Ее телефон работал, она просто не снимала трубку.

Я даже не помню, как добралась до квартиры, этот момент просто исчез из моей памяти. Вот я стою у машины — а вот уже перед дверью, вожусь с замком. Заперто, и это хорошо… Должно быть хорошо. Должно же хоть что-то быть хорошо!

В квартире меня встречали пустота и тишина. Свет действительно не горел, и в моей квартире, которая вдруг показалась мне непривычно огромной, не раздавалось ни звука. А ведь тут два взрослых человека, с чего им таиться, словно мышам!

— Руслан! — крикнула я. — Алеся!

Ответа не было. Мой телефон снова начал дозваниваться до соцработницы, я по инерции снова и снова нажимала на вызов. Вот тогда тишина и рухнула — нарушенная мелодией. Телефон сиделки все еще был здесь, и она тоже никуда не ушла, она просто не могла мне ответить.

Я включила свет — сначала в коридоре, а потом и во всех комнатах, куда заходила. Я нашла их в гостиной — и Руслана, и девушку. Руслан сидел на полу, устало прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза. Но он, к моему немалому облегчению, был жив и здоров.

А вот Алеся лежала на полу посреди гостиной, сжавшаяся в позе зародыша, застывшая, посеревшая, окруженная пятнами засохшей кровавой пены. Ее телефон валялся на полу и беззаботно пиликал прямо перед помутневшими глазами своей хозяйки.

Бесполезно было подходить к ней, касаться, пытаться помочь. Сиделка умерла за несколько часов до моего возвращения.

* * *

Был скандал. Грандиозный. Но иначе и быть не могло — ведь погиб человек!

Конечно, в этом в первую очередь заподозрили Руслана. И бесполезно было показывать его карту, где черным по белому было написано, что он не опасен. Его куда-то увезли — на осмотр и допрос, я так понимаю, а мне не позволили его сопровождать.

Почему? Понятия не имею, никто мне ничего не объяснял. На меня все смотрели так, будто это я расправилась с сиделкой, хотя меня и близко в момент ее смерти не было! А может, они решили, что это я натравила на нее Руслана? Но зачем это мне, какая выгода?