За пару дней до Середины осени в дополнение к холоду пошли дожди. Над озером стоял туман, небо затянуло серым так, что даже не верилось, что оно бывает другого цвета. Приготовления к празднику шли, но как-то вяло. И всем становилось ясно, что если в последний момент не развиднеется, то с гвоздём программы – любованием луной на Золочёной террасе – придётся распроститься.
– Иногда в это время ещё так тепло, что люди купаются в озере, – Усин шмыгнула покрасневшим носиком – всё же холода постепенно сказывались и на прислуге. – Хотя порой праздник бывает даже позже!
– Раз на раз не приходится, – философски заметила я, сделав мысленную пометку, что и этот праздник, похоже, высчитывается по лунному календарю. Вот чем им солнечный не угодил? Он же куда удобнее…
И всё же праздничная атмосфера начинала чувствоваться. От кухонь шли аппетитные запахи, и, зайдя туда как раз накануне, чтобы передать поварам пожелание её величества насчёт меню праздничного ужина, я увидела бесконечные ряды этажерок, занятых только что испечёнными круглыми пряниками. Вдоль стен стояли корзины с горами фруктов и кизиловых ягод, на столах выстроились чаши, куда кухонные девушки ощипывали лепестки хризантем. Садовники срезали и выкапывали ещё живые хризантемы, делая из них настоящие инсталляции во двориках, на террасах и в галереях. Также срезали и приносили охапки кизиловых веток, и каждая из нас получила по зелёной веточке, чтобы можно было украсить ею одежду или причёску.
– Однажды один мудрец посоветовал людям в первое полнолуние после дня осеннего равноденствия уйти из домов в горы, взять с собой ветви и листья кизила и пить кизиловое вино, – просветила меня Чжу. – Люди так и сделали, а когда вернулись, то увидели, что те, кто остался дома, и все домашние животные мертвы! Вот так они и узнали, что кизил отпугивает зло.
Императрицу снова навестил ван Лэй, и на этот раз привёл с собой и всё своё семейство – молчаливую, болезненного вида жену, двоих сыновей и трёх дочек, совсем ещё девочек. Мне тут же шёпотом сообщили, что жена у него действительно больная, и болеет почти всю жизнь: старшего сына ещё сумела родить, а вот все остальные дети от наложниц. Сыновья мне не понравились – при тётушке-императрице были милы и почтительны, но стоило им от неё выйти, как тут же принялись отпускать грубые шуточки в адрес всех попадавшихся им на глаза девушек. И угадайте, кто стал основной мишенью их остроумия? Правильно, я. Матушка их молчала, словно глухая, а батюшка ещё и ухмыльнулся понимающе. Хорошо хоть эта компания надолго не задержалась.
– О старшем сыне вана плохо говорят, – заметила Мон. – Расточительный развратник!
Она, кажется, была готова перечислить все подвиги императрицына племянника, но мне это было неинтересно, и она отправилась на поиски более благодарного слушателя.
Утром праздничного дня опять зарядил дождь, и с редкими перерывами шёл до самого вечера. Так что весь двор собрался в зале Белого Тигра, представлявший собой действительно зал – одно большое помещение, занимавшее всю постройку. Это был не пир, а скорее вечеринка: на столах стояли вино с закуской, кизиловое и настоянное на лепестках хризантем; а также прошло что-то вроде импровизированного концерта. Кто-то играл, кто-то пел, кто-то из императорских наложниц станцевал. То ли я пригляделась, то ли на это раз выступление и в самом деле было лучше, чем в прошлый, но танцы мне в целом даже понравились. Гости поднимали тосты, пили за здравие, процветание и долголетие и дарили друг другу те самые круглые пряники. Мы, слуги, в праздновании, разумеется, участия не принимали, а стояли за спинами своих хозяев. Император пребывал в благостном настроении, смеялся и пошучивал, время от времени одаряя кого-нибудь пряником и благосклонно выслушивая цветистые благодарности. Лица императрицы я не видела, а вот его высочество, на которого я невольно поглядывала время от времени, похоже, скучал. Крутил чарку в пальцах, вежливо хлопал после очередного номера, время от времени отправлял что-нибудь в рот, но вид у него по большей части был отсутствующим. В конце концов он поднялся на ноги и с поклоном попросил у отца-государя разрешения удалиться. Император дёрнул углом рта, но разрешил, добавив, что запрещает отпрыску покидать дворец этой ночью. Вслед за Тайреном с дамской половины зала встала миловидная женщина с лицом сердечком, в богатом платье. Видимо, это и была принцесса Мекси-Цу. Принц широкими шагами вышел, не оглядываясь на супругу, та в сопровождении трёх дам и несущей её шлейф служанки выплыла следом.