Внутреннее Царство

Три упомянутые черты — Предание, мученичество и безмолвие — вполне убедили меня в истинности Православия). Однако слова, услышанные на летнем съезде Содружества св. Албания и преп. Сергия в августе 1956 г., пробудили во мне непреодолимое желание не только созерцать Православие извне, но и войти вовнутрь. Когда о. Льва Жилле попросили определить, что такое Православие, он ответил: «Православный — это тот, кто принимает апостольское Предание и находится в общении с епископами, поставленными учить Преданию».

Вторая часть этого определения (выделенная курсивом) оказалась для меня особенно важной. В самом деле, оставаясь англиканином, я был вправе держаться апостольского православного Предания по своему разумению. Но, положа руку на сердце, мог ли я сказать, что англиканский епископат, с которым я пребывал в общении, единодушно учит этому Преданию? Я внезапно осознал, что Православие не может быть делом личной веры; оно предполагает внешнее и видимое общение в таинствах с епископами, поставленными Богом свидетельствовать об истине. И передо мной со всей неумолимостью вставал вопрос: если Православие — это общение, могу ли я быть подлинно православным, пока остаюсь англиканином?

Простые слова о. Льва не произвели особого впечатления на участников съезда, но в моей жизни они знаменовали подлинный поворот. С тех пор я не переставал думать о том, что Православие неотделимо от евхаристического общения, и вскоре нашел два подтверждения дорогой для меня мысли в книгах, которые тогда читал. Первым подтверждением стала переписка между Алексеем Хомяковым и англиканином (в тот период) Уильямом Палмером из оксфордского коллежда св. Магдалины. Палмер послал Хомякову экземпляр своей книги «Согласование англиканского учения с учением кафолической, апостольской восточной Церкви», где пункт за пунктом излагал «Пространный Катехизис» митр. Филарета Московского, и рядом приводил схожие тезисы из англиканских вероучительных источников. В ответе от 28 ноября 1846 г. Хомяков писал, что он может составить целый том из других высказываний англиканских авторов, не менее авторитетных, чем те, кого цитирует Палмер, но исповедующих взгляды, прямо противоположные «Катехизису» Филарета:

«Многие из ваших богословов были прежде и теперь совершенно православны; но что из этого? Их убеждения — личные мнения, а не вера Церкви. Ушер — почти совершенный кальвинист; но и он, однако, не менее тех епископов, которые выражают православные убеждения, принадлежит к Англиканской Церкви. Мы сочувствуем, мы должны сочувствовать частным лицам, но Церкви, (… ) которая допускает к причастию без различия как того, кто открыто объявляет, что хлеб и вино, употребляемые для великой жертвы, остаются вином и хлебом, так и того, кто признает их за тело и кровь Спасителя, — такой Церкви мы не можем, не смеем сочувствовать. Пойду далее — предположу несбыточное, именно: что все англиканцы без исключения стали вполне православны, приняли и Символ, и верования, совершенно сходные с нашими, но они дошли до такой веры средствами и путями чисто протестантскими, то есть: они приняли ее как логический вывод (… ) Если бы вы и обрели всю истину, то все–таки вы еще ничем бы не обладали, ибо мы одни можем дать вам то, без чего все прочее тщетно, именно уверенность в истине»[ [16]].

Суровые, но справедливые слова Хомякова подтверждали сказанное о. Львом. В то время я уже полностью принимал православное учение, но «средства и пути», которыми я пришел к этому, действительно были «чисто протестантскими». Моя вера была только «личным мнением», а не «верой Церкви», потому что я не мог сказать, что все мои братья–англикане веруют так же, как я, или что вера, которой учат англиканские епископы, с каковыми я нахожусь в общении, была моей верой. Только став полноценным членом Православной Церкви — войдя во всецелое и видимое общение с епископами, поставленными быть учителями веры, — мог я достичь «уверенности в истине».

Несколько месяцев спустя я прочитал в рукописи статью американского грека о. Иоанна Романидиса об экклезиологии св. Игнатия Антиохийского[ [17]]. Здесь впервые мне встретилось развернутое изложение «евхаристической экклезиологии», которую впоследствии развили о. Николай Афанасьев[ [18]] и митрополит Пергамский Иоанн (Зизиулас)[ [19]]. Мне сразу показалось убедительным предложенное о. Иоанном толкование посланий св. Игнатия, а после чтения самих посланий я окончательно уверился в его правоте.