Внеклассное чтение. Том 1

А только застряли слова в горле. На сиденье, подобрав ноги, прижав к груди руки, вытаращив и без того огромные глаза, сидела Павлина Аникитишна Хавронская — та самая особа, из-за которой, если восстановить логическую цепь, и начались все Митины злосчастья.

Вблизи она оказалась еще красивей, хотя, казалось бы, красивей уж и некуда. Но только вот так, в упор, можно было увидеть голубую жилку на шее, персиковый пушок на щеках и славную родинку повыше розовой губки.

Узрев перед собой весьма небольшого мальчишечку, графиня кричать сразу перестала.

— Это ты там сидел? — спросила она дрожащим голосом. — Или там еще кто?

Дар слова, вспугнутый неожиданностью, еще не вернулся к Митридату, и он лишь помотал головой.

— Да ты совсем малютка, — сказала прекрасная Павлина Аникитишна, окончательно успокоившись. — Ты как туда попал?

Ответить на этот вопрос коротко не представлялось возможным, и Митя заколебался: с чего уместней начать?

— Маленький какой. Говорить-то умеешь? Он кивнул, подумав: наверное, лучше вначале объяснить про наряд мужичка-лесовичка.

— Деточка, малявочка, глазоньки-то какие ясные. А ну не бойся, тетенька добрая, не обидит. Кой тебе годик, знаешь? А звать тебя как? Ну уж это-то знаешь, вон какие мы больсие. Больсие-пребольсие. Замерз? Иди сюда, иди.

Женщина она, похоже, и вправду была добрая, жалостливая. Погладила Митридата по голове, обняла, в лоб поцеловала.

Будучи прижат к упругой, теплой груди, он вдруг подумал: а ведь если б я ей стал по-взрослому говорить, она бы меня этак вот голубить не стала.

И явилось Мите в сей момент озарение.

Отчего все его беды, отчего несчастья? Оттого что разумен и учен не по годам, затеял рядиться со взрослыми по их взрослым правилам. Если б не умничал, проживал в соответствии со своими летами, то обретался бы ныне в отчем доме и — горя б не знал. Какой из сего вывод? А такой, почтенные господа, что неразумным дитятей быть проще, выгодней и намного безопаснее.

И когда графиня повторила свой вопрос:

— Ну, как нас зовут? Припомнил? Он сказал, нарочно присюсюкивая по-младенчески:

— Митюса.

Был вознагражден новыми поцелуями.

— Вот молодец, вот умничка! А годик нам какой?

Решил один убавить, для верности. Показал растопыренную пятерню.

— Пять годочков? — восхитилась красавица. — Ай, какие мы больсюсие! И всё-то мы знаем! А тятенька-маменька где?

С ответом на этом вопрос было труднее. Митя наморщил лоб, соображая, как лучше сказать.

Павлина Аникитишна соболезнующе вздохнула:

— Ишь, лобик насупил. Бедненький сиротинушка. А с кем жил? С бабусенькой? Митя кивнул.

— Где ж она, твоя бабусенька? Сказать, что ли: «В Зимнем дворце», засомневался Митя.

Не стоит. Во-первых, не поверит. А во-вторых, сейчас, пожалуй, чем далее от Зимнего дворца, тем здоровее.

Госпожа Хавронская — женщина добросердечная, малютку на мороз не выгонит. Переждать бы у нее хоть малое время, собраться с мыслями.

Она опять истолковала его молчание по-своему:

— Ой, померла, что ли? Рыбанька мой сладенький. — И на Митину макушку, где белая прядка, упала большая слеза. Хорошо графиня в полумраке седины не приметила, а то вовсе бы разрыдалась от сострадательности сердца.

— У тебя есть кто-нибудь, Митюшенька? — спросила Павлина Аникитишна пригорюнясь.

Он помотал головой.

— И у меня никого, — грустно сказала она. — Это ничего. Сначала трудно, но после обвыкаешься. А ты не горюй, я тебя с собой возьму.

— Куда?

— В Москву. Поедешь?

Не может быть! Какая небывалая, невероятная удача! Попасть в Москву, а оттуда домой, к папеньке и маменьке! Воистину то был перст судьбы, которой наконец прискучили гонения на маленького Митридата, и она решила объявить ему полное помилование.

— Не знаешь, что такое Москва? Это большой-пребольшой город, еще больше Петербурга. И лучше. Там люди проще, добрее. Снегу много, все на санках ездят, с ледяных горок катаются. Поедешь со мной в Москву?

— Поеду.

— "Поеду", — повторила красавица тоненьким голоском и ласково улыбнулась. — Вот и славно. У меня там дядя живет. А вместе ехать много веселей. — Тут она вздохнула, куда как невесело. — Я, Митенька, наскоро собралась. Можно сказать, вовсе не собиралась. Еду в чем на балу была.

Он увидел, что так оно и есть. Под распахнутой собольей шубой белело маскарадное платье, а из-под капора свисали длинные русалочьи волосы, в которых все еще зеленели кувшинки.

— Зачем насколо? — осторожно поинтересовался Митридат. — А взять валенотьки, иглуськи?

— "Игрушки", — грустно усмехнулась она. — Тут, сладенький мой, самой бы игрушкой не стать. — И прибавила уж не Мите, а себе. — Ничего, Платон Александрович, милости прошу. Пожалуйте, гостьюшка дорогой. Птичка улетела. И шпионам вашим невдомек, куда.

Так-так. Из сей реплики можно было заключить, что светлейший князь и без Митридата нашел средство сообщить предмету обожания о своем плане явиться к ней нынче же ночью вопреки любым стенам и замкам. Вот Хавронская и решила бежать прямо с маскарада, даже не заехала домой, где у Фаворита наверняка подкупленные соглядатаи.