– А как же те другие, в числе которых меня доставили сюда?
– Ой, я и забыл о них… Их уже нет для меня сейчас… Но в хорошем смысле, поверь! – бросил он вдогонку, сопровождая это улыбкой и поднятым вверх указательным пальцем. – Я даже, наверное, просто их отпущу на все четыре стороны.
– А так можно будет, капитан?
– Вообще-то я без пяти минут майор, даже без одной, если честно. Да, мне так можно будет. Можно, нельзя, сложно, просто – поверь, сейчас я об этом не думаю…
И снова открылась дверь, на этот раз широко, и в комнату вошли трое: один из штата, тот кто уже заглядывал в комнату минут пятнадцать тому назад, и двое в гражданском. Один из них держал в руке тонкую черную папку. Поздоровавшись, он раскрыл папку, вытащил оттуда какую-то бумагу и положил ее перед капитаном на стол. Тот начал читать. Текста на странице было немного, и поэтому он довольно скоро отложил бумагу и поднялся со своего кресла, резко изменившись в лице. Если бы мне предложили описать происходящее внутри него одной фразой, я бы без колебаний выбрал словосочетание «осознание поражения». И вот с таким выражением лица его сопроводили из кабинета полицейский и гражданский с папкой. Другой же закрыл за ними дверь и остался стоять в помещении.
Кто кого вывел? Они его, или он их? Взятие с поличным – вот идеальное описание взгляда на происходящее со стороны. Если вы захотите поставить все это на сцене вы знаете откуда черпать идеи. Силовик-чиновник, решивший злоупотребить своим положением и недавним продвижением по службе, входящий в сговор с задержанным в силу неких личных причин, спалившийся на прослушке – средстве, которое он сам, если надо, использует в работе. Да, это полное поражение…
…точнее, это было бы полным поражением капитана, если бы ситуация была именно такой как я описал абзацем выше. На самом же деле все было совсем не так, и я знал об этом.
Щелкнула ручка, дверь открылась, и все действующие лица вернулись в кабинет. Выражения их лиц не изменились.
– Волков, Волков… Зачем?! Почему все так должно было закончиться?
– Потому что мы отошли от Природы, забыли Мать и потеряли себя. И еще потому что я устал, и потому что я хочу домой. Сегодня я все успел, но устал. Я хочу домой.
Человек с папкой посмотрел на капитана со взглядом «а я что говорил?», капитан ответил ему безмолвным «э-ээх…», а в комнату вошли еще двое. Подойдя ко мне, они спокойно пригласили меня пройти за ними, спросив стоит ли им мне в этом помочь. Спокойно ответив: «Нет, что вы, я сам», я направился вон из комнаты. Вдруг капитан, а может быть уже майор, окликнул меня, спросив:
– Волков, стой!
Остановились все, и все, кроме меня, посмотрели на него.
– Волков, я упустил момент во время нашей бесе… во время допроса, но позволь мне сейчас переспросить тебя: что ты имел в виду, когда говорил насчет музыки? Музыка, количество-качество… Прости, я не уловил.
– О музыке? Ах, да-да, помню, конечно. Но это так будет сейчас нелепо звучать, если я вырву фразу из контекста… Смысл в том, что чем популярнее, чем «массовее» музыка, то есть чем больше людей ее воспринимает, тем ниже ее качество, ниже уровень. Доступная музыка – неразвитые души. Популярнее музон – приземленнее уровень. А сейчас музыку, новую музыку уже практически не пишут. Мы слушаем то, что уже было написано, и оставшиеся десятки композиторов завершают свои великие миссии, постепенно переходя в мир иной. А нового уже – увы! Популярное – это массовое. Массы слишком много. Повторяю: я благословлю войны, катаклизмы, болезни!
– Сопроводить его до машины! – был отдан приказ, и сопровождающие, взяв меня под руки, вывели из кабинета.
– Войны, катаклизмы, болезни – ваша миссия заключается в спасении музыки! Спасите ее!
Когда через час я снова оказался в своей белой комнате, в которой все было так как я оставил ее вчера – стол, три стула для посетителей, полка с моими книгами, фотография на стене, уголок моего врача, который я сам для него и обустроил – я незамедлительно лег в чистую белую постель. Немного ныли вывернутые суставы и гудела голова, но порошок от головной боли скоро начнет делать свое дело.
Сквозь металлическую оконную решетку в палату проникал теплый лунный свет (и почему это все считают его холодным?), где-то там в городе уже успел напиться капитан-майор, которому не оставалось ничего кроме как продолжать жить со своей неразделимой болью, в баре «Off» заканчивал свое поразительной красоты незапланированное выступление недавно возникший дуэт гитариста и скрипачки, а я, силясь хоть как-то представить себе ощутимое текстовое желе, плавно отходил ко сну.
«Хм, ощутимое текстовое желе… Неудачный пример. И текст, и желе – все это встречается в нашей жизни, все это ощутимо. Вот если бы я сказал «неощутимое» тогда может быть и… Может «текстурированное»? Нет, опять не то. Пример должен быть не из нашей реальности, лишенный общности с нами. Вот все ведь идет от Единого Этого Самого Вселенного Одного. Если что-то не от него, то это будет резко контрастировать с окружающим».
– А если Любовь?!
Сон как рукой сняло.