Вне зоны доступа (СИ)

Тот вопрос поставил в тупик меня, пьяную. Как будто меня о смысле жизни спрашивали или просили высказать свое отношение к проведению гей парада.

— Я… Тень.

Теперь, спустя столько лет, я понимала, почему так представилась. В тот момент я и была тенью. Тенью прежней себя. Всего лишь блеклой невзрачной тенью…

— Откуда у вас этот номер?

— Из магазина, — чистосердечно призналась я, не понимая, почему мужчина на том конце связи так непозволительно груб.

— Из какого, мать его, магазина? Это номер моей жены…

— Серьезно? — я отвела трубку от уха и покосилась на дисплей, как будто могла там отыскать подтверждение слов собеседника.

— Вы что там, пьяная?

— Ага. Жизнь — дерьмо, вы знаете?

На том конце связи с шумом выдохнули.

— Я знаю… Знаю, да.

Незнакомец еще немного помедлил и отключился. Я тоже спрятала телефон. А потом всю дорогу домой гадала, отчего у него такой хриплый голос. От того ли, что много курит, или потому что простыл… А может вообще его голос такой с рождения. Я даже перезвонила ему, чтобы спросить. Но он был вне зоны доступа. Потом, проспавшись, я бы, может, и не вспомнила о нем никогда, если бы он не прислал sms. Первое. Дерзкое.

«Надеюсь, у тебя есть, чем похмелиться. Иначе твоя жизнь станет еще дерьмовее».

«Смотрю, у тебя большой опыт в этом направлении», — вернула я подначку и вдруг поняла, что мне нравится общаться вот так. Ничего друг о друге не зная. В последнее время меня только и делали, что жалели. А этот мужик… он ведь ни черта обо мне знал — вот и не церемонился.

«Угу. Так что послушай мудрого — похмелись…»

Я улыбнулась, но похмеляться, конечно, не стала. Меня ждал первый рабочий день, я не оставила себе времени на раскачку, хотя никто меня не подгонял. Я по собственной воле приняла такое решение. Бездействие убивало, да и в голову лезло всякое. Работа могла стать для меня спасением.

В реальность меня вернул голос стюардессы, которая оповестила по громкой связи, что мы заходим на посадку. Я открыла глаза и привела спинку кресла в вертикальное положение, как просили. Растерла пекущие от недосыпа глаза. Едва шасси коснулось земли, Соловьев, которого я старательно не замечала все время полета, пошевелился. Достал телефон и забегал длинными по-мужицки красивыми пальцами по сенсорному дисплею. Приложил трубку к уху. Но, так и не дозвонившись, отбил вызов. Выругался тихонько. И снова принялся кому-то звонить. Несмотря на просьбы оставаться на своих местах до полной остановки самолета, народ повскакивал с кресел и теперь занимался тем, что выгружал свой багаж с верхних полок. Я решила не торопиться и теперь, скосив взгляд, наблюдала за своим соседом.

— Кирыч? Привет… Да, да… Сел. Встречающие? Я не в курсе. Мы все еще на борту. Я хотел спросить, как там дела с восстановлением моего номера?

Глава 4

— Данил, это не так просто. Я ведь объяснял! Мне такие связи придется задействовать, ты бы знал!

В салоне началось движение — народ торопился к выходу, как будто мог не успеть выйти.

— Пап, ты решил здесь сидеть до скончания века? — подала голос Светка. Я мазнул по недовольной физиономии дочери взглядом и встал. Хотя толку от этого было немного. Стоцкая, кажется, решила пропустить вперед всех желающих.

— Данил, ты меня слышишь?

— Прости… Здесь очень шумно. Так, что ты сказал? Связи? Ну, так задействуй их все, Кир, это всего лишь телефонный номер, а не донорское сердце. Всего лишь проклятый номер.

Я отбил вызов и нетерпеливо уставился на Стоцкую. Наконец, та протиснулась в проход, я сунулся следом, сжимая в руках баулы, но был снова задержан — Яна Валентиновна доставала с верхней полки чемодан.

Торопиться мне было особенно некуда — один черт ждать багаж, и какая разница, где это делать? Так что моя злость была неоправданной. Говоря откровенно, по отношению к Стоцкой неоправданным было все. Теперь, после стольких независимых экспертиз, я знал, что её вины в гибели Леськи нет. Я знал… и все равно злился. Может быть, по привычке. Ведь тогда, чтобы не сойти с ума, я культивировал свою злость всеми доступными способами. Злость давала мне силы бороться и двигаться дальше. Это уже потом пришло понимание, что я боролся с ветряными мельницами. А тогда… Я фанатично уверовал в то, что именно Стоцкая виновата во всех моих бедах. И я не нашел в себе силы отречься, даже когда у меня не осталось ни единой причины её винить.

Да, первый год, после смерти Лески и сына, я жил лишь жаждой мести. А потом… потом в моей жизни появилась Тень. И все изменилось.